Мыслями путаюсь в его словах и в своих возможностях. Всё перечисленное им ублажило бы моих сестёр, но меня не трогало вовсеИ неужели я могла отказаться от Монастыря и вернуться домой? Нетнет, уже не могла. Вопрос формальность. Вопрошающий взгляд условность.
Ты заходишь в Монастырь добровольно, но выйти из него уже не смеешь. Улавливаешь?
И я утвердительно качаю головой. От ледяного стакана немеют пальцы. Смотрю на пальцы, смотрю на стакан, получаю наказ:
Пей-пей, радость.
Припадаю губами к напитку резко: глотаю и потому обжигаю горло, и потому кашлем разрезаю кабинетные стены. Мужская рука ласково касается спины, улыбка очерчивает грубую кожу.
А ты мне нравишься, со смехом роняет мужчина, ещё не осознавая грядущего, не предвидя, что любые слова находят вибрации и отголоски в будущем.
Стакан ударяется о край стола, стан напротив позволяет расслабиться.
Всё здесь выглядело иначе, отличительно от мира за стенами. Фальшивый порядок, фальшивые улыбки, фальшивые речи. Однако мне видится, что вот он реальный мир; а дом, оставшийся за пустошью, блажь, сон; те люди взращивали меня зная с рождения для Монастыря, для его Хозяина.
Смотри на меня, велит мужчина. О, каков взгляд! Пытливая непокорность, ведь ты не хочешь и именно это прекрасноТы мне нравишься, повторяет он, созывая тем самым беду. Уже познакомилась с Мамочкой? Или эти трясогузки то и дело напевали дифирамбы о Хозяине? Неисправимые женщины! Нет, не знаешь Мамочку? Слушай. Мамочка будет следить за твоей красотой внешней и внутренней. Если появятся беспокойства ступай к ней. Неважно какие Мамочка пригладит и успокоит, поможет справиться и оправиться. Идёт?
Я молча соглашаюсь.
Слушай, восклицает мужчина, а ты говорить-то умеешь?
Утвердительно качаю головой и, осознав глупость, поделённую на равные части с растерянностью, добавляю вровень с его голосом «Да»:
Издеваешься?
Он ведёт бровью и просит повториться. Несуразность ситуации надбавкой ударов коптит сердце. На какой вопрос мне следовало ответить? На умение говорить или на манер наглой беседы? Секунды щёлкают нас обоих по носу; мужчина вздыхает и предлагает позабыть случившееся.
Итак, заключает он, зови меня как угодно твоей прекрасной душе. Отец, господин, хозяинкак угодно. Главное условие не по имени.
А как твоё имя? спрашиваю я, чему мужчина поражается и с чего смеётся.
Твоя семья верующая. Значит, вы поклоняетесь богам, всё логично. Значит, родителям было должно научить дщерь именам божеств. Так?
Родители верят в Богов земли, а не неба.
Однако же кровь девственницы пускают небесному светилу, язвит мужчина. На алтаре меж двух пантеоновТы сказала «родители верят». А сама?
Предпочитаю верить в зримое.
Я не зрим?
Ты не Бог.
Его руки припадают к графину, а графин пускает по горлышку напиток. Хозяин с наслаждением пьёт и потом с таким же наслаждением интересуется у меня прожитыми под солнцем годами.
Зачем он спрашивает? Он знал, что покупает.
Не молчи, приказывает мужчина.
Шестнадцать, отвечаю я.
Самый сок. А выглядишь старше. Года они ведь не на коже, милая, не на лице; они во взгляде, в глазах. Бровь незамысловато танцует. Так отчего в роду безымянных работяг явила себя дивная атеистка? Хотя, знаешь, он откидывается в кресле со скрипом стула и всплеском напитка, твоя непокорность заключена в твоих годах. Ещё немного и мир притупит твоё назревающее ослушание. А твоё ослушание сейчас притуплю я. Понимаешь, радость?
И он кошкой прыгает из кресла: кулаки прижигают подлокотники и порывом ветра заставляют дрогнуть рукава глупого платья цвета вяленой рыбы. Он нависает быстро и страшно; и быстро и страшно шипит на ухо:
Солжёшь мне ещё раз высеку так, что не сможешь ни сидеть, ни стоять, ни лежать, ни даже думать. Понимаешь, радость? И никто не захочет касаться твоего некогда хорошего тела, а если ты перестанешь нести в Монастырь прибыль пеняй на себя. Хорошее тело равно хороший заработок, равно стабильность. Иначе прочь.
Мужчина отступает и выуживает из ящика стола пачку сигарет; острая игла западает меж зубов и пускает кольцеобразный дым. Выжидаю. Выжидаю, но совладать с характером не могу, и потому выпаливаю гневно:
Блефуешь, папочка.
Он забавляется ответу.
Наглая мерзавка, причитает мужчина. Язвит и кому? На первый раз я тебя прощаю! Но не вздумай впредь обращаться ко мне с такой интонацией. Накажу. Да-да, и за это тоже.