Прошло очень много времени, когда он очутился в непролазном участке леса. Это место славилось тем, что из него не было выхода. Всякий, забравшийся сюда, должен был погибнуть. Дариона ничуть не волновало то, что он оказался в непроходимом участке леса, какая-то неуловимая сила заставляла его разрывать древние стволы, ссохшиеся корни и пробираться вперед, сквозь буреломы, сквозь слабость и огонь.
В нем словно открылось второе дыхание. Невиданная сила, доселе спавшая глубоко внутри, вдруг вырвалась наружу, прокладывая себе путь в пустоту. Он испытывал облегчение, позволяя этой силе крушить все вокруг. Огонь, заключенный в костях, неожиданно замер, подарив ему болезненное чувство онемения. Теперь-то он понимал, как жестоко его покарал ангел тьмы. Боже, как он его ненавидел Кто знает, может быть, он и был тем вампиром, который убил его отца?
Дарион знал, что Аделард был убит вампиром Старших Кровей, вампиром, чей род идет издалека, и чья сила не знает пределов. Конечно, обосновать это обвинение он ничем не мог, но сейчас, когда он был так измучен, ему хотелось обвинять врага в чем угодно. Чтобы ненавидеть его еще больше, чтобы навсегда вышвырнуть из головы воспоминания о его любви, пускай и ненастоящей, но такой откровенной
Ненависть, ненависть, ненависть! Только она ему нужна! Остальное только мешает!
Я убью тебя! прохрипел Дарион, продолжая рваться вперед. Убью! Уничтожу!
Он чувствовал себя ужасно. И не из-за боли, которая его неодолимо пожирала, а из-за того, что он не знал, за что именно ненавидит белокожего вампира: за то, что он обратил его, или за то, что бросил, когда он так в нем нуждался. Эти мысли убивали его.
Но жажда не отступала. Она все усиливалась и усиливалась, хотя казалось, что это уже невозможно. Она испепеляла его изнутри, поглощая внутренности, заглатывая жизнь Дарион умирал, погибал смертью голодного вампира. Возможно, он продержался бы дольше, если бы не страдания, пожиравшие его с той же яростью, что и жажда.
Когда его тело уже отказывалось повиноваться, когда огонь стал проникать в ткани кожи, произошло то, чего он совсем не ожидал. Древесный бурелом внезапно закончился, и он упал на вымощенную гладким камнем тропу. На какое-то время он перестал соображать, пораженный случившимся, а потом замер, прислушиваясь к своим ощущениям.
Стоило ему на мгновенье забыть о ненависти, как сила потухла, скрывшись в неведомых источниках. Лучше ему от этого не стало, но теперь он хотя бы мог трезво мыслить.
Преодолевая слабость и боль, он поднялся на ноги и огляделся. Возможно это или нет, но он очутился на аллее громадного особняка, освещенного многочисленными фонарями. Особняк был необычайно роскошным, багровые стены были щедро инкрустированы плитами из дорогих металлов, таинственно мерцавшими в неярком свете зажженного масла, узкие балкончики освещались медными резными канделябрами.
Двор был заполнен прямоугольными клумбами, цветы в которых поражали своей яркостью и красотой. Небольшой фонтан, расположенный между двумя цветочными аллеями, искрился всеми цветами радуги, словно был усыпан разноцветными алмазами. Широкая тропа, на которую он свалился, была вымощена гладкой карминной плиткой, и вела она к просторному крыльцу с двумя высокими колоннами, между которыми виднелась массивная створчатая дверь.
Дарион был сражен этой неожиданностью. Несмотря на боль, он не мог не замечать тех загадочных явлений, которые возникали в связи с его открытием. Его мучили вопросы: откуда здесь взялось это поместье? Почему его построили в глухой чаще леса? Кто здесь живет? Без сомнений, не какие-то бродяги. Этот дом по изяществу мало чем отличался от зимней резиденции ее величества и, судя по всему, он был жилым. Определенно, здесь живет некто очень сильный и влиятельный. Но кто? Как все это объяснить?
И тут он обнаружил нечто странное. Он вдруг заметил, что не чувствует поблизости запаха человеческой крови. Это казалось подозрительным по той простой причине, что обычно он чуял его за версту. Если бы в замке кто-то был, он бы, несомненно, давно узнал это. Но он не чувствовал ничего. Если только не считать
Дарион замер, втянув голову в плечи. Как он мог быть таким слепцом? Как мог пропустить мимо сознания этот холодный запах, тонким покрывалом окутавший его всего? Как мог надеяться, что умрет, не узнав истинной боли?
Вампиры. Вот кто здесь живет. Вот в чье логово он забрался. Он забрался к своим сородичам.