Люди «нравственно отличные» попадались ему повсюду в таком количестве, что в какой-то момент он даже усомнился, вправду ли их так много на свете. Впрочем, памятуя завет Никиты, он держался с осторожностью, чересчур широких знакомств не заводил и заговаривал о важном и серьезном, только убедившись наперед в достаточном расположении собеседника. Одним таким знакомством с полковником Акинфиевым, георгиевским кавалером и безусловно положительным человеком, Артамон особенно гордился. Акинфиев о порядках в армии высказывался решительно и, на правах отличенного за храбрость, весьма либерально. Он ругал волокиту и чиновников, в своих намеках доходя до имен весьма опасных, но, когда Артамон заговорил о московском обществе, полковник насторожился.
Это вроде масонов, успокоил его Артамон. Соединившись вместе, всё проще бороться со злоупотреблениями, чем порознь. Ну же, решайтесь!
И полковник решился, и его имя первым украсило еще пустую книжку в зеленом переплете, выданную Никитой.
Однако ж вы уверены, что из этого не выйдет ничего дурного?
Что же может выйти дурного, если несколько порядочных людей будут на своих местах стремиться к благу Отечества? искренне удивился Артамон.
Еще один новообращенный, капитан Горин, поинтересовался:
Каким же образом мне следует на своем месте стремиться к благу Отечества?
Быть справедливым, не злоупотреблять самому и пресекать злоупотребления в других, отрапортовал Артамон. Чего уж проще?
Ему самому было просто и легко как никогда Даже предстоящий разговор с отцом не пугал и не смущал. Артамону казалось, что достаточно будет известить папеньку о своем решении, и тот немедля расчувствуется и благословит первенца, как благословил дочь Катю, ныне счастливо жившую замужем за Канкриным. Когда Артамон, взяв с нее слово не писать первой отцу, признался, что нашел себе невесту, сестра умиленно ответила: «Я уверена, что девица Горяинова лучше мужа не сыщет».
Так неужели отец отказал бы старшему сыну в праве на счастье? Поддерживаемый этими мыслями благородный старец обнимает сына, молодая чета склоняется под благословение и так далее, Артамон ехал в «отпуск для устройства семейных дел» с особенным удовольствием
Даже разразившийся по дороге в Теребони дождь его не обескуражил. Ехать наперегонки с грозой было весело, все равно что в детстве бежать по полям к дому под первыми тяжелыми каплями с неба, под ошеломляющими порывами ветра. До одури пахло цветами с полей, горячей пылью, травой, а потом мокрой листвой и свежестью с пруда. Последний спуск с холма, на котором не раз переворачивались и телеги, и брички, преодолен был вмах. Седоки даже не успели испугаться, когда лошади заскользили по глине, часто-часто заперебирали ногами, но все-таки выправились и рванулись дальше и все та же старая дверь от амбара лежала вместо мостика через ручей, и старший сын, с мокрыми от дождя плечами, простучав сапогами по крыльцу, вбежал в переднюю и громко крикнул, как в детстве:
Я приехал!
Старый деревянный дом заахал, запричитал на все голоса: «Барин приехали, молодой барин приехали!» Артамон наспех поцеловал крестную, жившую в доме на правах родственницы и экономки, через головы сходившихся слуг нетерпеливо замахал и закивал отцу, посторонил одного, другого, почти бегом кинулся к старику. Снова представил себе благородного старца, благословляющего почтительного сына
И не предупредил! весело попрекнул Захар Матвеевич.
Почтительный сын не удержался:
Папенька, я женюсь!
Захар Матвеевич пристально взглянул на сына, засмеялся, перекрестился
Ты шутишь, что ли?
Отчего же? Я намерен жениться, совершенно серьезно намерен собственно, об этом и приехал говорить.
Старик вздохнул.
А я думал, ты отца навестить приехал. Дождешься тебя без повода-то, как же вы нонеча столичными стали. Ступай в кабинет.
И, отвернувшись, первым зашагал по коридору. Артамон оторопел образ сантиментального старца сменился чем-то зловещим, словно его, как нашалившего мальчика, вновь звали в отцовский кабинет, чтобы выдрать за уши. Редко когда ротмистр Муравьев 1-й чувствовал себя таким растерянным, как в ту минуту, когда пристыженно и торопливо шел в кабинет вслед за широко шагавшим отцом.
Ну? Кого приглядел? поинтересовался Захар Матвеевич, едва дождавшись, когда сын закроет за собой дверь.