Я пришел, Иван Моисеич, отвечал Зарницын, пришел я сюда, собственно, для того, чтоб увидеть тебя и успокоить насчет того «маленького» должка: он пустой должок, Иван Моисеич, и я заплачу тебе после праздников. И так как я уже пришел, то, разумеется, должен принести твоему заведению какую-нибудь пользу. Изволь. Со мною всех денег один рубль серебряный, я решился издержать его у тебя. Гей, слуги! Подавайте обедать сюда!
Зарницын, решившись пожертвовать последним рублем для поддержания своего достоинства в глазах Ивана Моисеича, предположил вознаградить себя за эту непредвиденную потерю, просидев здесь, в теплом углу, роковой остаток исчезающего года, чтоб до завтра не встретиться с хозяйкой.
Только что Зарницын принялся за свой дорогой и лакомый обед, предвкушая, впрочем, горечь завтрашнего дня, в комнату, где сидел он, вошел какой-то господин в бекеше с бобровым воротником, сопровождаемый извозчиком. Бросив буфетчику кредитный билет, он спросил мелочи, чтоб рассчитаться с извозчиком. Потом он оглянулся и встретился взглядом с Зарницыным, который смотрел на него пристально
Зарницын! Ты ли? Вот неожиданность! воскликнул господин в бекеше, бросаясь к Зарницыну.
Рожков! Ах, Рожков! Да тебя узнать нельзя! Боже мой, ты барин, решительно барин, и барином смотришь! Поздравляю!
Ну а ты что ж теперь? Все тот же пролетарий?..
Я-то? Садись, пожалуйста, поговорим, я тебе все расскажу. Э! Да что и говорить!
Видно без рассказа, заметил Рожков. Впрочем, мы с тобой все-таки потолкуем немного; я отогреюсь, а ты мне порасскажешь. Я уступил жене свой экипаж, а сам часа три сряду ездил на этом ваньке чуть не замерз. Ну как же ты? Расскажи, ведь мы с тобою не видались года четыре, с того времени, как вышли из университета.
Ну да, ты уехал за тридевять земель и женился. Скажи мне, пожалуйста, каким это образом ты женился?..
Обыкновенным. Там, куда я ездил по поручению благодаря моей роли и письмам Бориса Александрыча к его важным приятелям, я имел, как говорится об актерах, успех необыкновенный. Сделав свое дело, я влюбился, влюбившись женился; потом пошел служить по другой части Это уже по возвращении в Петербург.
Ну а жена я все насчет жены твоей. Что, она хороша, и мила, и добра?
Я совершенно счастлив, жена моя сущий ангел как муж, лгать не могу.
Очень рад. Это нынче редкость
Ты сам увидишь. Кстати, сегодня ты непременно должен быть у меня: я познакомлю тебя с женою. Кроме тебя будут одни ее родные, с моей стороны так как у меня нет родных будешь ты. Мы превесело встретим Новый год
Посуди же о моем горьком положении, Рожков: я не могу быть у тебя!
Как, почему? спросил тот с изумлением.
Ты, вероятно, уже забыл, какого рода жизнь ведут наши братья-пролетарии. У меня, точно по какому-то проклятию, самый злосчастный день выпал сегодня. Даже, признаюсь тебе, я сижу здесь потому только, что боюсь идти домой, чтоб не встретиться с хозяйкой понимаешь? Ты когда-то сам просиживал таким образом!
Только-то! Эта беда не велика, все это можно поправить
Еще есть у меня одна скорбь сердечная скорбь Завтра во что бы то ни стало я должен быть в маскараде
Ах, злодей! Мало тебе обманывать бедную хозяйку, вероятно, какую-нибудь благородную вдову, ты еще заводишь интриги Ну, брат, как я вижу, ты нисколько не изменился; любовь для тебя такая же потребность, как обед, и обед как любовь.
Та к вот какое мое положение, что тут распространяться! Сама судьба, преследующая меня целый день, наконец умилостивилась надо мною и послала тебя сюда, в этот скверный трактир (это, Иван Моисеич, в «относительном» смысле я называю «Новый Китай» скверным трактиром), послала тебя сюда, чтоб ты спас меня во что бы то ни стало. Спасай же, спасай, а уж я тебе услужу, разумеется
Ведь дело-то все, я думаю, в каких-нибудь нескольких рублях.
Нескольких десятках рублей, драгоценный Рожков!
Только-то! И ты будешь спасен? спросил Рожков, открывая свой бумажник.
Спасен! отвечал Зарницын торжественным голосом.
И приедешь ко мне встречать Новый год.
Новый год! повторил Зарницын.
А завтра будешь в маскараде.
В маскараде.
И будешь, как прежде, счастлив.
Счастлив! подтвердил Зарницын, судорожно сжав поданный ему билет уважительного достоинства и вдруг почувствовав себя в благоприятных, даже блистательных отношениях к жизни.