Быстро подружившиеся Василий и Семен очень часто на пару разведывали ситуацию в деревне или селе на пути отряда. Они легко входили в доверие, особенно к молодым, истосковавшимся по мужскому обществу, женщинам
* * *Ну вот что, товарищи бойцы, Никита Артемьевич строго смотрел на стоявших перед ним Василия и Семена, Вы тут того, насчет баб, то есть женщин Куда это годится, я вас спрашиваю?! Вы должны другим пример показывать, а вы
Разрешите объяснить, товарищ командир?
Ну объясняй, Толстиков, объясняй. Интересно, что тут можно объяснить!
Во-первых, только по взаимному и полюбовному согласию, а во-вторых, народу-то после войны большая нехватка будет
Ага, понятно, значит вы с Семеном государственные люди, о будущем нашего государства заботитесь, так что ли? ехидно ухмыльнулся Новоторов.
Вроде бы так, подал голос Семен.
Ну вот что. Если на вас поступит хоть одна жалоба, пеняйте на себя. Время военное и поступать буду по всей строгости!
Не будет никаких жалоб, Никита Артемьевич, чувствуя, что гроза прошла мимо, развеселился Вася, мы будем очень стараться!
Тьфу! Глаза б мои на вас не смотрели, жеребцы стоялые! Вот как придем к своим, обоим губа достанется. Да, вот еще что. Село Успенское. Туда приличный грейдер подходит. Так что не исключено, что немцы уже там. Четыре часа на выяснение обстановки. Идите, и помните, что я вам сказал.
Будем очень стараться! в один голос ответили дружки и отправились готовиться к разведке.
Это политручок наш Федотов, больше некому! Кланька ему по сопатке двинула, вот он и того
Ты с ним поаккуратней, Вася. Он бо-ольшая сволочь! Помяни моё слово, он нам еще напакостит.
* * *Шедшая впереди отряда легковушка с одетым в офицерскую форму Семеном Бернштейном и еще тремя переодетыми в немецкие мундиры бойцами в течение нескольких дней успешно расчищала путь группе, шедшей за ними на трофейных грузовиках. Однако, по мере приближения к зоне боевых действий линия фронта еще не установилась проверки ужесточились. Решили дальше не искушать судьбу. Машины загнали в лесной овраг и там бросили. Пробираясь лесными дорогами, еще через пару дней отряд ночью переправился через реку и вошел в расположение своих частей.
Стой! Кто идет! Заорал насмерть перепуганный часовой, когда в предрассветной тьме стали вырисовываться беззвучно приближавшиеся фигуры.
Кто-кто! Свои, вот кто!
Стой! Стрелять буду! Ишь, свои, ехидно произнес часовой, но в голосе явно чувствовалось облегчение: люди подчинились окрику и остановились.
В чем дело? Что за шум? Подоспел сержант с отделением автоматчиков. Кто такие?
Сводный отряд бойцов Красной Армии. Из немецких тылов пробиваемся, в голосе Новоторова радость мешалась со страшной усталостью, накопившейся за эти недели.
У своих
Новоторов Никита Артемьевич, старший сержант, особист нудным голосом читал красноармейскую книжку Новоторова. Повторите, пожалуйста, каким маршрутом вы шли.
Да я уже два раза повторил, товарищ капитан! начал злиться Никита.
Ничего, ничего, повторенье мать терпенья, все также нудел капитан с малиновыми петлицами
Да он же нарочно меня из себя выводит, сообразил Никита, не получится, милый, не на таковских напал. И начал в третий раз повторять все с начала, но теперь уже он говорил медленно, нудным голосом, явно подражая особисту. Однако тот или не понял, или сделал вид, что не понял Никитиного «художественного творчества», внимательно выслушал все до конца, и даже пометки какие-то делал, как будто все в первый раз услышал.
Хорошо, спасибо, я все понял, кроме одного. Почему вы, Никита Артемьевич, скромничаете, ничего про освобождение наших бойцов из немецкого концлагеря не рассказываете? А ведь подвиг, можно сказать, героический. За это орден и повышение в чине полагаются.
На кривой, значит, объехать норовит. Ишь, орденом поманил! За эти дни в лагере переформирования Никита узнал много нового, в том числе и то, что Сталин приказал всех военнопленных считать предателями и поступать с ними соответственно. Никого я из лагерей немецких не освобождал. Даже не понимаю, о чем вы мне толкуете!
Не понимаешь, значит?! Голос особиста налился металлом, а глаза сузились и стали буровить Никиту. Предателей покрываешь! Мне все известно. Жидок твой, Бернштейн, мне все рассказал, капитан нехорошо оскалился. Жидки, они пугливые. Я его чуть прижал, и он все начистоту выложил, тебя не пожалел. А ты его покрываешь!