Я её раньше здесь не видела удивилась дочь.
А его здесь и не было, он ночью вернулся.
Вернулся? усмехнулась девушка, ты так говоришь, как будто это не пёс, а, например, твой сосед, который уезжал и вот «вернулся» из отпуска или из командировки.
Валентина кинула на дочь непроницаемый взгляд и, отвернувшись, сказала:
Собирайся, завтра мы уезжаем.
Наконец-то, обрадовалась Энджи, а почему завтра? Что нам мешает уехать сегодня?
Мне ещё нужно закончить кое-какие дела, сухо ответила мать.
Какие у тебя здесь могут быть дела?
Та ничего не ответила. Поднявшись в дом, она толкнула дверь в комнату старухи и, зайдя внутрь, плотно прикрыла за собой. Чёрный пёс, дойдя за ней до крыльца, остановился и, устроившись около, прикрыл глаза. Он явно взял на себя обязательство охранять Валентину и исполнял свою службу с должным усердием.
До самого вечера мать не покидала комнату Прасковьи. Саму старуху в течении дня девушка сегодня тоже не видела. Ещё вчера она обратила внимание на то, что «ведьма» вышла на улицу всего пару раз, а ведь обычно та сновала туда-сюда, как заведённая. Наблюдая за скрюченной, замшелой, как столетний пень, старухой, Энджи не могла не подивиться её энергии.
Однажды, увязавшись за прапрабабкой и матерью в лес, она достаточно скоро об этом пожалела. Рассчитывая на приятную, неспешную прогулку, Энджи снова попала на такой же марш-бросок, который ей устроила мать в день приезда.
Но то, что было вполне приемлемо для спортивно сложённой Валентины, удивляло в этом «божьем одуванчике». Ведь прапрабабка была не только очень стара. Вся её иссохшая до костей фигура производила впечатление немощи и слабости, что на деле оказалось обманчивым. Взяв изначально немалую скорость, бабка летела по лесу, как локомотив, и за два часа не присела ни разу. Целью прогулки была какая-то редкая лечебная трава, время сбора которой было ограниченно из-за быстрой утраты свойств на какой-то там день цветения. Пробираясь вслед за старухой и матерью сквозь бурелом и утопая чуть ли не по колено в болотной жиже, Энджи прокляла ту минуту, когда решила с ними «прогуляться». Когда же они, наконец, добрались до места и она, чтобы перевести дух, без сил свалилась на траву, Прасковья была полна сил и энергии. Живенько обирая цветочки с какой-то чахлой поросли, она вовсю костерила «молодую бездельницу и лентяйку». После этого Энджи уже никогда не напрашивалась на совместные прогулки, а они её больше и не приглашали.
И теперь, проводив мать глазами, девушка злорадно подумала:
«Неужели приболела карга старая? Не хватало, чтобы мы тут из-за неё зависли ещё на пару недель».
Будучи девушкой воспитанной, она тут же устыдилась своей чёрствости:
«Негоже радоваться чужой беде, тем более болезни пожилого человека. Ещё неизвестно, что со мной будет, когда я доживу до такого возраста. Не дай бог, конечно».
Вечером, мать, наконец, вышла из комнаты Прасковьи. Даже не взглянув на сидящую на крыльце дочь, она торопливо направилась по тропинке в лес. За ней трусил её неизменный страж чёрный пёс.
Мама, ты куда в такую темень? крикнула та ей в спину, но Валентина даже не обернулась.
«Куда её опять понесло?» разозлилась почему-то Энджи.
Ночь была тиха, и чистое без туч небо позволяло любоваться россыпью звёзд, мерцавших в чёрном небе. Зрелище было впечатляющее: как будто кто-то щедрой рукой бросил горсть драгоценных камней на чёрный, старинный бархат. Откинувшись на локти и закинув голову, Энджи зачарованно любовалась их ярким блеском, пытаясь угадать созвездия, которые когда-то изучала в школе. Но кроме «Большой медведицы» ничего найти не смогла.
Акулина! услышала она вдруг из дома глухой, старческий голос.
«Кого это она зовёт?» удивилась Энджи.
Подь сюда, свиристелка! голос старухи звучал хоть и слабо, но достаточно требовательно.
Вы кого зовёте? решилась полюбопытствовать девушка.
Да тебя, дура, кого же ещё! ворчливо ответила та.
Но меня Энджи зовут!
Воды подай, говорю! воззвала к ней Прасковья.
Энджи совсем не хотелось заходить в комнату к прапрабабке, но отказать старой женщине в глотке воды она тоже не могла.
Зайдя в дом, девушка зачерпнула из стоящего в углу ведра в железную кружку колодезной воды и, осторожно приоткрыв дверь, проскользнула в комнату старухи. Тонкая лучина чадила, догорая на столе, и в комнате было почти совсем темно. От запаха какой-то травы, тлеющей в плошке, у Энджи закружилась голова.