Ты изменилась, повторила мама, но уже тепло-тепло улыбаясь, холодная. И сильная. Снаружи. Внутри, видимо, все иначе.
Иначе Ты учила меня быть иначе. Иначе, чем все. И любить все, что вокруг. Эту жизнь, каждый миг Каждый вдох, он особенный, говорила ты
Маруся уже было хотела расплакаться, глаза стали наполняться чем-то теплым, но ей очень захотелось посмотреть еще хотя бы раз в мамины глаза, которые она не видела уже больше десяти лет. Она повернула голову, но стул рядом оказался пустым. Белый бархат с черно-золотистым теснением по сидению и спинке стула переливался, и не было ни намека на то, что на нем только что кто-то сидел.
Мелодия разливалась по залу. Что это за стиль? Маруся было хотела включить «Шазам» на часах, но потянувшись к руке, обнаружила, что рука пуста.
Точно. Я не надеваю часов в особенные дни.
Запястье было таким хрупким.
«Как тонкая веточка березы», подумала она и потрогала свою кожу.
Нравится? раздался голос над столом, и на одном из стульев она увидела яркую молодую девушку в некрасивых джинсах и полосатом топике с мамонтенком на принте.
Я люблю изящные руки. Такие моя тетя называла плетьми, но мне очень нравятся мои плети.
Освободилась, сказала девушка то ли с ухмылкой, то ли с улыбкой.
Не поняла, ответила Маруся.
Ты избавилась от комплексов мамонтенка. Больше не прячешь глаза в пол после каждого незнакомого вопроса, не краснеешь. Не бежишь к маме, когда земля совсем уходит из по ног. Не ищешь спасительную землю.
Откуда у тебя эта ужасная футболка? спросила Маруся у девушки, вглядываясь в розовый принт.
Подарили. Кажется, далекие родственники. Такие далекие, что я совсем не помню их лиц, только имена. Ты ее сначала очень любила, а потом тебя стала раздражать необходимость надевать ее каждый день. Вспоминаешь? На фоне других твоих вещей эти полоски и принт были просто бомбически модными. Ты так мечтала избавить меня от этой футболки, девушка достала из сумки пудреницу и ярко-красную помаду, чтобы подправить макияж. Что только ни делала Ты хорошенькая. Теперь у тебя много красивых, стильных вещей, тебе не надо носить что-то одно изо дня в день Ты знаешь, мне было жаль тебя. Это сейчас жалеть не модно. А тогда было жаль Закомплексованную, но при этом умную, интересную девушку, вдруг соглашающуюся на походы к гадалкам или на другие сомнительные аферы, иногда я ненавидела тебя за эксперименты с сознанием, здоровьем и чувствами. В мечтах я колотила тебя палкой, едва ты забывала звонить маме или злилась на ее неудачные попытки устроить личную жизнь. А потом, слушая, как, отвернувшись к стенке, ты плачешь ночами, я снова гладила тебя по голове и все прощала. Ты освободилась. Мы с мамонтенком поздравляем тебя.
Официант подлил еще игристого в бокал. Оно шипело, как горящее масло, Маруся сделала глоток и вернулась к своим нарядным стульям. Они были безупречны.
Вокруг стола уже толпились люди. Их было так много, что они не помещались на расставленные стулья и сидели кто-то друг у друга на коленях, кто-то на краешке стола, некоторые сидели на своих сумках и рюкзаках прямо на полу. Они галдели, но стоило ей посмотреть на них, как за стол возвращалась тишина. Несколько пар глаз иногда с интересом поглядывали на нее, но потом над столом раздавался чей-то смех, и можно было с трудом разобрать, кто о чем говорит.
Маруся с интересом вглядывалась в лица, пытаясь узнать эти глаза.
Девушка, которая оказалась ближе всего к ней, оказалась юной тургеневской барышней с яркими карими, почти оранжевыми глазами. У нее была короткая стрижка, большие объемные серьги в виде колец и ярко-лиловая помада на губах. Она была невероятно мила и много улыбалась. Вглядываясь в черты лица этой девушки и пытаясь припомнить, кто она и откуда, Маруся заметила, что на лице этой девушки есть огромный уродливый шрам. Он явно был великовозрастным уродцем, потому как вены, пульсирующие внутри него, были покрыты толстой сморщенной кожей. По краям шрам был бордовым, от чего его границы были еще заметнее. При всей уродливости шрама саму девушку он нисколько не портил. Даже наоборот. Она явно знала о своем бордовом карлике и иногда проводила по нему пальцами, как будто проверяя, не исчез ли он случайно. Он всегда был на месте, но девушка не переставала улыбаться.
«Надеюсь, она знает, что она очень красива, и родные не забывают ей напоминать об этом», подумала Маруся.