Валерий Миловатский
Русь Святая, где же ты?
Часть I
Концепция исторического тела цивиты
(О сущности истории[1])
На пороге
История часто воспринимается нами как что-то отдалённое и отчуждённое, лично нас не касающееся В то время как в действительности мы полностью погружены в её поток, в её силовое напряжённое поле. Но пробьёт оный час и от её грозной и неотвратимой поступи содрогается что-то в нашем существе, переворачивается вся устоявшаяся жизнь. Это она, история, как некий рок, взвихривается, надвигается на нас и никуда от неё не уйти. В подобные моменты мы «эмпирически», всей кожей, вдруг ощущаем её могучую стихийную силу, неподвластную человеку. Но вот минует гроза, жизнь возвращается в «свои» берега (правда, уже в другом, новом русле), продолжается её безмятежное течение и мы снова, пребывая в обывательском прозябании, не сознаём, что же это было?
Для историков история тоже крепкий орешек. Феномен истории как научной дисциплины необычен. С одной стороны, она объект для наблюдений и исследования. С другой стороны, сам исследователь объект истории, и должен «наблюдать» самого себя в её контексте как нечто отстранённое. В одном соединяются объективное и субъективное: «познай себя» встречается с «познай другого». Эта антиномия не может быть решена без того, чтобы не подчиниться доминанте (по A. A. Ухтомскому): «познавая себя, полюби другого», осознавая его собою же, другим Я, чтобы не перейти в субъект-субъектные отношения.
Трудная задача для историка, патриота своей страны, увидеть её какая она есть с предельной честностью перед самим собой, перед своей совестью и любовью. Будучи профессионалом, добросовестным учёным, историк вынужден смотреть на родину как бы со стороны; и в то же время, в силу любви к ней, изнутри неё, из своего национального самосознания.
И вот парадокс, чем сильнее и глубже историк любит свой народ, свою культуру и историю, тем больше он способен подняться до понимания культуры и истории другого народа, тем скорее протянет ему дружескую руку. И тогда чужеземец поведает ему о нём самом и о его стране то, чего сам историк не может видеть, так как смотрит изнутри. Да, посмотреть на себя как бы «первым взглядом» дорогого стоит. Дать читателю этот «первый взгляд» важнейшая задача историографа.
Чем же история притягивает, чем завораживает? История это прежде всего люди, их жизнь, их дела, тревоги, доблести и победы. Но вместе с тем за «спиной» истории угадывается и ещё что-то какая-то властная сила, неведомая, могучая, неизбежная, провиденческая. Власть судьбоносная, власть ведунья, власть духа времени. Её как бы нет и она есть, ощутима на каждом шагу, на каждом историческом этапе. Она далеко смотрит и, не отвлекаясь, ведёт к предназначенному. И мы, оглядываясь, затем удивляемся: «А как же иначе? Случилось то, что должно было случиться!» «Победили гитлеризм Иначе и не могло быть!» «Обрушилась на Россию катастройка, лукаво названная «перестройкой» Так это должно было быть!» твердит бездуховный мир.
Большая история не сумма многих индивидуальных историй, она нечто иное, качественно отличное. Да, её делают люди, но она всё же не люди, а нечто особое, некая квази-личность. Иногда кажется, что ею верховодят личности особого рода, и всё же она идёт своим путём. У неё своя логика, свой характер, свои цели, даже свои «капризы» Но самое характерное она по-своему последовательна: сказав А, она непременно затем произносит и Б, и следует далее
Её коронный ход произвести на свет некое ключевое событие, сдвигающее отсчёт времени, изменяющее мирочувствие людей: после чего идёт уже иной отсчёт, иные координаты («до» и «после»). Генеральное историческое сознание («национальное самосознание») после свершившегося события становится иным. Кроме того, ключевое событие это особый исторический текст, некая памятная матрица, символическое «сообщение» моментально воспринимаемое народным сознанием.
Как негодующе писал H. A. Бердяев: «история держит человека в плену». Однако этот «плен» можно понимать как некий инкубатор, «высиживающий» грядущих своих творцов. Отец Сергий Булгаков по этому поводу писал: «История совершается в пределах творения (Божьего автор) В этом смысле история есть известное состояние становящегося бытия, в него определённо включённое, как бы дополнительное творение мира в нём самом»[2]. И далее заключил: «Мир проходит путь своего бытия вместе с человеком, который творчески себя самого в этом осуществляет»[3]. Таким образом: «История является в этом смысле самотворчеством человека в мире»[4].