После первой бутылки Саша попросил всех ответить на два вопроса: «Почему я здесь?» и «Чего я боюсь?»
Слава первый взял слово:
Я хочу пить, спать, трахаться, общаться и очистить мозг от шлака. Я боюсь, что кончится водка, прежде чем я достигну нирваны, вырвавшись из круга сансары.
Маша долго думала, но ничего не придумала.
Хочу хорошо провести время, сказала она. Все равно делать нечего. А чего я боюсь, не знаю. Ничего.
Забеременеть, подсказал Слава.
От тебя, нашлась Маша.
Все засмеялись.
Следующим был Костя. Он умел говорить и обожал слушать себя.
Я люблю приключения и хочу знать, каково это выйти в день или в ночь после нескольких дней взаперти, в изоляции, без сотового и часов словно из джунглей, где нет цивилизации. Я прыгал с парашютом, покорял Эльбрус, нырял с аквалангом теперь я здесь. Будет непросто, но весело, я это чувствую. Саш, спасибо за приглашение. Чего я боюсь? Боюсь, что надоест раньше, чем откроется дверь наружу. Кира, твой черед.
Порозовев от волнения, Кира сказала:
Можно я пропущу? Я пока не готова.
Значит, мало выпила! Слава налил ей водки, полную рюмку. Пей до дна! И скажи-ка нам, что ты думаешь обо всем этом.
Кира выпила, и он кивнул, глядя на нее плотоядно. Маше это не понравилось. Наблюдая за ним в профиль, из-под черных ресниц и прядей черных волос, упавших ей на лицо, она улыбалась, так как все улыбались, но в глазах радости не было.
Меня позвал Костя, сказала Кира. Я не хотела, он уговорил.
Тебе нравится здесь? спросил Саша.
Честно?
Как на исповеди.
Пока не знаю, не поняла.
Спасибо за откровенность. Чего ты боишься?
Кира ответила не сразу.
Потерять над собой контроль, сказала она после паузы.
Не бойся, здесь все свои. Контроль над собой не стоит того, чтобы все время думать о нем и держать себя под уздцы, чтоб, не дай бог, не наделать глупостей, по меркам нашего общества. Освободись. Позволь себе быть собой. Поль, твоя очередь. Что ты нам скажешь? Саша смотрел ей в глаза. Почему? Чего?
Я тебя люблю, поэтому я здесь. Я боюсь узнать что-то такое, чего знать не хочу, о ком-то из нас, в том числе о себе.
Она смотрела на Сашу:
А что скажет нам психолог и психиатр, социолог и чуточку социопат, поэт и прозаик жизни?
Скажу, что рад всех видеть и хочу посмотреть, что будет дальше с каждым из нас. Хочу лучше узнать себя и измениться. Хочу, как сказал Слава, очистить мозг от шлака. Хочу выйти в день или в ночь, как сказал Костя, не зная, что там. Экзистенциальный эксперимент. Путешествие без маршрута. Выход из зоны комфорта, как любят сейчас говорить, в сумерки, где можно столкнуться с демонами, а можно и встретить ангелов. Чего я боюсь? Пожалуй, лишь одного не получить удовольствия.
За это и выпьем! За удовольствие! подытожил Слава. Рванув со старта, он разбавлял пиво водкой, но никто не взывал к его разуму. Мамы здесь нет. Третье правило: «Пьем водку и пиво», Слава соблюдает буквально. Он большой, толстый и всех перепьет, даже смешивая напитки.
Вторая бутылка ушла за два тоста, и Саша поставил в проигрыватель альбом «The Doors». Гипнотический вокал Моррисона стал фоном для разговора, а в паузах когда все молчали Джим приглашал их на другую сторону, куда большинству вход заказан.
Что за музыка? спросила Кира. Необычная. Мне нравится.
Doors, ответил Саша. Джим Моррисон. Вся его жизнь была экспериментом. И он достиг своей цели.
Какой?
Умер.
Жуть. Как?
От передоза. Обычная смерть рок-звезды в двадцать семь. Двери открылись и закрылись. Но он до сих пор жив, он с нами, здесь, в этой комнате. Искусство дарует бессмертие.
Не всякое искусство, возразил Слава, налив себе пива. Я барабанщик в сраной дворовой группе и не стану бессмертным, а сдохну в день смерти.
Поработай над этим, время еще есть.
Пофиг. Сдохну так сдохну. Не стоит рвать задницу ради того, чего нет. Бессмертия нет. Трупу все равно, он не помнит, не чувствует, не знает, что он труп. Так что буду бухать и не думать об этом. Слава сделал глоток пива. А ты? Уже продал душу дьяволу, как Фауст и Паганини?
В процессе.
Голосую за Славу, Маша подняла руку. Ну его нафиг, надо жить и не париться, не думать о всякой хрени. Заниматься сексом, радоваться.
Хороший минет стоит месяца жизни, так я считаю, сказал Слава. А твой, обратился он к Маше, двух.