Василий: Я говорю. Пришлось мне глубокой ночью на одной из остановок подслушать разговор двух охранников. Всё равно не спал. Стояли они как раз подле нас. Один говорит: повымирают они на лесозаготовках! А второй с усмешкой добавляет: какой смысл их сопровождать в пути, коли и так половина вымрет в дороге?
Лука: А куда везут нас?
Василий: Вроде как в пункт Тугач.
Савелий: Всё равно ни о чём не говорит.
Василий: Куда бы не везли прибудем, лишь бы живы остались.
Лука обратил внимание, что разрыдавшаяся женщина немного успокоилась и вновь обратился к ней.
Лука: Чем закончилась-то история твоя, ладушка?
Лиля, вытерев ладонью остатки слёз, и на пол уха оглохшая от побоев, продолжила.
Лиля: Подписала, как потребовал.
Лука: С сыном что?
Лиля: Упала я тогда на колени, просила отпустить, бабушка же есть, просила, чтоб позволили ей забрать ребенка.
Савелий: А отец?
Лиля: Я мать-одиночка.
Савелий: Разрешил?
Лиля: В тот момент глаза у него наполнились кровью, ещё больше от гнева распылился, схватил меня за волосы, начал по бетонному полу каземата таскать и кричать при этом: на Ухту захотела? Я тебе устрою выселки, в тех окраинах страны нашей люди летом тонут, а зимой до смерти коченеют, и нет оттуда дороги назад, разве только на тот свет. На одно ухо слышать плохо стала бил следователь оголтело, видимо сшиб барабанную перепонку.
Савелий: Измучили они тебя, родимая!
Лука: И мне штыком пятки поизрезали, ходить, прихрамывая, и то не могу. Кричали в единый голос морда жидовская! Давили на совесть, что, якобы, страна наша, по пути завершения индустриализации, рабочих в городах кормить нечем, а я о планах и о государстве Советском не думаю, о животе своём только разумею. Как получается? Была бы скотина, а тут и с мелким подсобным хозяйством не разживёшься, в иной раз самим прокормиться нечем было. Раньше приходилось договариваться с председателем сельхозартели не трогали, а кто-то донёс всё-таки
Савелий (обращаясь снова к Лилии): Так что с сыном сталось?
Лиля: Перед самой отправкой, записочку мне один из надсмотрщиков оставил. Сашеньку отправили в день моего допроса в Архангельскую область, в детский лагерь «Конвейер», на трудовые работы по пошиву тряпья всякого.
Василий: Повезло нам, что в Кемский лагерь не сослали.
Савелий (немного вскипев): Как повезло-то? Самих ещё неизвестно куда везут и что там будет?!
Лиля: За себя не боюсь, о ребёнке душа печалится.
Василий (удручённо): В Кемском лагере зверства творятся. Ни кормёжки, ни побаниться. Отсюда повсеместно голод и болезни. Рабочий день длится 12 часов, не закончишь выполненным «уроком», а план государству ой, как нужен, можешь и не думать в бараки возвращаться, вот так и замёрзнешь зимой, а летом сгниёшь в болотах. За малейшую провинность легко попасть в карцер, и уже через три-четыре дня такой изоляции ты больной и работать не способен. Комендант лагеря вдовесок приказывает: того, кто план постоянно не выполняет, принудительно ставить на пенёк в мороз лютый, и стоит обречённый на нём до переохлаждения, а потом, в назидание другим, трупы штабелями выкладывают у ворот лагеря. На особом счету находятся саморубы-членовредители. Отрубят себе топором пальцы рук или целые кисти, отправляют их к лагерному лекарю, который обмажет им йодом срубленные места, перевяжет бинтами из грязных старых рубах, и возвращают обратно в лес. А надзиратели им навстречу кричат: думали от работ уклонится! Значит, будете теперь не рубить, а пилить лес.
Лука (разевая рот): Ого-го
Василий (продолжая): Вот тебе и но! А ещё есть там мрачные БУРы.
Лука (округляя глаза): Что за диковинка такая?
Василий: Бараки усиленного режима. Особливо провинившихся размещали в них, и даже самые крепкие парни выходили оттуда ослабленными и измученными. Но и были пункты отдыха, отличившихся в перевыполнении плана государства по лесозаготовкам отправляли туда для сбалансированного питания и улучшенного пайка.
Лиля: А женщины как выживают?
Василий: Кто выжить хочет, становится наложницами у местных старост, надзирателей, кладовщиков. Получают повышенный паёк, привлекаются к работе в швейных мастерских, бухгалтерских кабинетах, моют полы.
Лиля: Так можно было и дитятко заиметь?
Василий: Конечно рожают, только их отцы не признают новорождённых. Многие бабы потому топят младенцев, оставляют их в лесу, да и сами нередко кончают собой.