Этап в небеса
Виталий Девяшин
© Виталий Девяшин, 2021
Этап в небеса
В двух действиях.
Действующие лица:
Лука раскулаченный ссыльный
Василий раскулаченный ссыльный
Савелий ссыльный
Лилиана ссыльная
1-й, 2-й ВОХРовцы
1-й, 2-й, 3-й уголовники
Отец Михаил ссыльный священник
Майор Беспалов начальник железнодорожного состава на этапе
Ефрейтор Семёнов конвойный
Рядовой Гордиенко конвойный
Рядовой Шеин помощник начпоезда
Прохор 1-й беглец из ссыльных
Демьян 2-й беглец из ссыльных
Капитан Сысоев дежурный командировочный офицер Тугачлага
Начальник лагеря Тугач
Внук капитана Сысоева
Действие первое
Второй месяц медленно тянулся в пути. Двуосный товарный поезд из пяти тонкодощатых вагонов уносил всё дальше и дальше новых заключённых из их родных мест. Зимний порывистый ветер бушевал за окном. Лишь через промёрзлые зарешечённые оконца днём попадал свет внутрь вагонзака, в остальное же время кромешная полумгла. На нарах в три яруса располагались вместе: и репрессированные женщины, и раскулаченные мужики, и представители малых народностей, так же, как и многие «объявленные врагами народа» по контрреволюционной деятельности, или обвинённые в правотроцкисткой приверженности позиции. В противоположной части от нар находились вещи заключённых, а посередине полухолодная, еле гревшая железная печка.
В каждом таком вагоне было по 1015 человек, но через две-три станции народу добавлялось, и помещалось уже в районе 30 человек, конечно же, были те, кто пытался убежать, особенно из рядов уголовников, в такие моменты выстрелы ВОХРовцев как бы предрешали сокращение числа перевозимых «зэков», ведь немногим удавалось остаться в живых. Много, кто умирал от голода и холода или от последствий дизентерии, постоянно болели желудки от той кормёжки, которой и едой-то было трудно назвать: захудалая баланда из пшённой крупы, гнилая солёная треска, по 400 грамм в день сырого ржаного хлеба. Из чего только не приходилось питаться: из консервных банок, из кружек изогнутыми и дырявыми ложками. Вонь от грязных лохмотьев одежды и человеческих тел разносилась по вагонным помещениям с резким удушливым запахом, и лишь, когда открывали створ дверей вагонов прибывшие конвоиры на очередной станции, столп свежего морозного воздуха пронизывал каждый уголок подвижного барака.
Савелий: Тебя, дитятко, за что изверги эти погнали в лагеря?
Лиля (не отрывая безжизненного взгляда от досчатого пола): Не знаю, пришли в один день
Савелий: Продолжай, сердобольная
Лиля: Арестовали вместе с ребенком.
В разговор вмешивается Лука.
Лука (мотая головой): Вот, сволочи!
Лиля: А потом тот следователь говорит, что я напрасно отрицаю свою причастность к контрреволюционной деятельности.
Лука (положив руку на плечо женщине): Не держи в себе, рассказывай.
Лиля: Потом он, Сашеньке моему, палец загнул (Сглотнула громко слюну) И сломал.
Женщина упала на пол и зарыдала.
Савелий: Ох, судьбинушка у тебя нелёгкая!
Лука: А у кого она лёгкая?
Савелий приподнимает Лилю и начинает успокаивать.
Лука (продолжает): Меня записали в кулаки за пару овец, и тройку гусей. Вот и всё моё хозяйство!
Савелий: А меня за то, что опечатку сделал в бухгалтерских документах. Двое суток показания выбивали, чуть ли не к саботажу подводили. Сидишь за столом у следователя, отвечаешь на вопросы, спать до жути хочется, чуток прикумаришь, а он тебе электролампу в глаза направит, схватит газетёнку, и по лбу ею хлещет. Заодно кричит неистово: Не спать! Закончится смена, приходит следующий следователь, и снова по кругу. За два дня допросов удалось всего полтора часа прикорнуть.
Лука снова обратился к Лиле, после того, как она немного пришла в себя.
Лука (усердно): Уж больно мухортая1 ты, девица! Баландой одной нормально не прокормиться, авось, приедем скоро Может что изменится?
Савелий: Говорят, в Краслагеря стальная путейка ведёт.
Лука: Олахарь2 ты, Савелий. Кто говорит-то?
К разговору присоединяется молча наблюдавший за общением соседей Василий.