А лет-то мне сколько, а? Постой, он вроде говорил про бургомистра. Он местный богатей, художник и покровитель Лютера. Кажется, его фамилия Кранах или как-то так.
Ну вот, а ты говоришь память плохая! повеселел Вольфгер. Точно! Теперь и я вспомнил, Лукас Кранах, вот как его зовут! И он не только покровитель, а даже друг Лютера. Пошли к нему, уж бургомистр-то наверняка знает, куда уехал его друг и профессор местного университета!
Молодец, мальчик мой, кивнул монах. Это ты хорошо придумал. Но послушай-ка, а бургомистр нас примет?
Не забывай: я фрайхерр фон Экк! задрал нос Вольфгер. Наш род один из древнейших и богатейших в империи. Пусть только попробует не принять! Ладно, пошли. Мы вроде бы недалеко ушли от рыночной площади, хотя улицы здесь как моток шерсти. Магистрат у рынка, думаю, не заблудимся.
Они быстро вернулись в центр города и отыскали здание магистрата, но им не повезло: бургомистр сегодня на службу прибыть не изволил, а работал дома. Пришлось идти туда. В доме бургомистра навстречу барону и монаху вышел толстый слуга в ливрее, на которой был вышит герб Кранахов: крылатый змей с изумрудом в пасти. Такой же герб красовался на щите, висящем на стене.
Что-то я такого уродца в гербовнике не помню, тихонько хмыкнул Вольфгер. Передай своему господину, что фрайхерр Вольфгер фон Экк желает повидаться с ним по важному делу, приказал барон слуге, скидывая ему на руки плащ. Тот важно кивнул и удалился вглубь дома, а Вольфгер подошёл к кафельной печке и с наслаждением стал греть замёрзшие руки. Отец Иона прислонился к печи спиной. Судя по прихожей, бургомистр Виттенберга был человеком богатым и жил на широкую ногу. Хорошая мебель, наборный паркет, начищенные бронзовые подсвечники с дорогими восковыми свечами.
Господин бургомистр примет вас в мастерской, пожалуйте сюда, объявил вернувшийся к гостям слуга.
Они прошли через анфиладу парадных комнат и попали в мастерскую, большую прямоугольную залу, одна стена которой выходила в сад и была застеклена. Несмотря на то, что в мастерской топились две печи, было холодновато, от окна ощутимо дуло. Остальные стены были увешены картинами, рисунками и гравюрами. Некоторые полотна в рамах стояли на полу, а холсты свёрнуты в трубки. В комнате пахло краской, скипидаром, растительным маслом и ещё чем-то резким и незнакомым.
Художник стоял перед мольбертом. Справа от него, против света, на небольшом помосте в кресле сидела пожилая натурщица. Женщина замерла в напряжённой и неудобной позе, которая, вероятно, была выбрана художником. Вольфгеру показалось, что натурщица изо всех сил сдерживается, чтобы не моргать, когда Кранах на неё смотрит. Услышав шаги гостей, хозяин повернулся и окинул их намётанным взглядом мастера, выбирающего натурщиков для будущей картины.
Бургомистр и художник Лукас Кранах оказался высоким, широкоплечим человеком с жёстким лицом и холёной, окладистой бородой. Глубоко посаженные глаза смотрели из-под густых бровей холодно и настороженно.
«Не похож он на аристократа, подумал Вольфгер, скорее, на разбогатевшего ремесленника или на судейского».
Тысячу извинений, благородные господа, но вам придётся немного подождать, потому что зимний день короток, не здороваясь, гулким басом сказал Кранах. Если солнце уйдёт, я не смогу работать, ведь при свечах оттенки цветов совсем иные, а я как раз пишу лицо этой фрау. Мне надо закончить сегодняшний урок.
Гости вежливо поклонились, и Кранах вернулся к работе.
Ждать пришлось довольно долго. От нечего делать Вольфгер принялся разглядывать картины, переходя от полотна к полотну. Среди них преобладали портреты, было несколько картин на библейские сюжеты и пара жанровых сцен. Художник, несомненно, был мастером. Особенно ему удавались лица. Вот влюблённый в молоденькую девушку старик, его лицо изуродовано похотью; вот надменный юноша в пластинчатых латах с топориком на плече Вольфгер прочитал подпись на холсте: "Курпринц[1] Иоахим II". Адам и Ева в раю, ещё сцена райских кущ, и ещё
Один портрет привлёк особое внимание барона. На простом желтовато-зелёном фоне без единой прорисованной детали, отвлекающей внимание зрителя, был изображён человек со скуластым крестьянским лицом, тяжеловатым подбородком, чётко очерченными губами и внимательным взглядом. Человек был одет в чёрную хламиду, по покрою напоминающую монашескую рясу. Вольфгер внезапно понял, чей это портрет. Он повернулся к Кранаху, чтобы задать вопрос, но художник, оказывается, видел, что его гость рассматривает картины, и опередил его: