«Ткач. Проклятье! Вот везет на выродков. Надо ж было принять убийцу за шлюху! Но что ему надо? Неужели Пророк?!»
Пророк был единственным, что могло бы заинтересовать гильдию. Несущий Свет, Провозвестник Чистоты и Вечного Блаженства. Родной брат белобрысой твари, лишь прикидывающейся человеком: раз поглядев в глаза ткачу, Ревун больше не сомневался в том, что за сила помогает Пророку.
«Светлая, дай быстрой смерти, сообразив, зачем убийца оставил его в живых, взмолился Ревун. Не отдай меня отродью Бездны!»
Ну?
Равнодушный голос словно ударил под дых, вышибив весь воздух.
Ревун я. Шайка вот своя была невольно Ревун скосил глаза вправо, где лежал в луже крови его помощник. Волна животного ужаса вновь накрыла его, на пару секунд лишив речи.
Угу. С проповедником знаком?
Орешек захрустел на крепких зубах ткача.
Знаком, а то. Вербую мужичье в Армию Справедливости, вот как этих
Ревун кивнул на трупы, глубоко вздохнул, как перед прыжком в ледяное море, и принялся выкладывать все. Подряд. Пока он рассказывает он жив, и даст Светлая, ткачу нужны только его слова, а не его жизнь.
Он сказал все и как прибился к Пророку в самом начале, почуяв будущую кровь и выгоду. Пожаловался, что Пророк ему не доверяет. Никому не доверяет. И вместо сытной вольготной жизни под Пророком кракеново дерьмо! Проповеди, молитвы, снова проповеди и молитвы! Баб не тронь, дома не жги, добычу всю отдай. И вокруг него одни фанатики! Как понадевали белые балахоны, последний разум и растеряли. А все равно Пророк их тоже не слушает. Вообще никого не слушает! И чуть кто не то слово скажет все, измена, и на растерзание толпе. А толпа и рада. Верят каждому его слову, смотрят в рот
А ты, значит, не фанатик? мягко спросил ткач.
Нет! Я свободный человек! Ревун поежился, вспомнив страшные глаза Пророка: черные, без белков, словно не человек, а демон. После рудников-то, знаешь, как! В кабалу не полезу, нет. Не дурак я. Был бы дурак, на руднике бы сдох Что смотришь так? Нашему брату податься некуда. Думал, хоть этот Я человек простой. С вожаком ссориться мне не в масть, а под ним жить можно. Лишь бы это, подальше от начальства и поближе к кухне.
В кабалу не полезешь, говоришь, хмыкнул ткач и разгрыз еще орешек: Ревуну показалось, что хрустнули не скорлупки, а его собственные кости. С этого места поподробнее.
Да что там, вздохнул Ревун. Он как глазищами своими страшенными сверкнет, так и все. С ума сходят. Были люди, стали эти, как их. Зомби, точно! Скажет Пророк «прыгай», и все прыгают. Скажет «умри», лягут и умрут. Я ж видел, слушай! Он сам к королевскому войску вышел. Полк, значит, строем на ворота. Мечи наголо! На рожах месть, всех поубивают к сраным кракенам! Генерала-то их, Медного, ранил один их тех, зомбей. Людишки разбежались, ясно дело. Даже Чистые, на что дубье, и то усрались. А Пророку хоть бы хны! Влез такой на стену, весь в белом. Этот и в белом, а? И это, руками этак вверх, весь такой благостный Я что тебе скажу, придурки они! Арбалетов нет, да? Один залп, и все. Готовенький Пророк. Нашпигованный! А они эх
Ревун сглотнул в горле совсем пересохло.
Ткач снова хмыкнул, хрустнул орешками и понюхал кувшин с пивом. Сморщился, фыркнул. И глянул на Ревуна.
Что, пить хочешь? Дрянь же.
Ревун кивнул, не понимая издевается ткач или в самом деле пива предлагает?
Кувшин тут же оказался у рта, наклонился пиво потекло по усам, по подбородку. А, надо же пить! опомнился Ревун и сделал несколько глотков. Большая часть все равно пролилась на рубаху, груди стало мокро и липко. Но язык снова шевелился, а не присыхал к небу.
Ткач поставил пустой кувшин, кивнул: продолжай.
Да что там Рот свой поганый открыл, и все. Святостью всех заморочил. Голос-то у него нелюдской. Людского за пол-лиги не разберешь, а этот вроде тихо так говорит, а слыхать! На весь город слыхать, чуешь? Так это, мечи-то опустили, заслушались, и все. На колени. И слава Пророку. А кто не славу, тех свои же порвали. В клочья. А лица-то, лица, словно их Светлая в макушку поцеловала Ревун передернулся. И так везде. С кем заговорит все, был человек, и нет человека. Много, если один из сотни не сбрендит.
И как тебе удалось не попасться? Или Пророку все равно, верят ему или нет?
А я притворялся таким же чокнутым, как все. И на колени падал, и предателей топтал Только в глаза ему не смотрел.
И что глаза? ткач закинул в рот еще горсть орешков и улыбнулся, добренько так.