Это я, улыбнулся он. Чем обязан этому удовольствию?
Мы разглядывали различные диковинки, с помощью которых он превратил комнату в настоящее логово знатока.
Вы, очевидно, много путешествовали, заметил Кеннеди, на время избегая вопроса.
Да, я вернулся в эту страну всего несколько недель назад, ответил Мастерсон, ожидая ответа на первый вопрос.
Я приехал, продолжал Кеннеди, в надежде, что вы, мистер Мастерсон, сможете пролить некоторый свет на довольно странный случай с мистером Мейтлендом, о смерти которого, я полагаю, вы уже слышали.
Я?
Вы давно знаете миссис Мейтленд? проигнорировал восклицание Кеннеди.
Мы вместе ходили в школу.
И вы были помолвлены, не так ли?
Мастерсон посмотрел на Кеннеди с плохо скрываемым удивлением.
Да. Но откуда вы это знаете?
Это секрет только между нами двумя, подумал я.
Она порвала ее, не я.
Она разорвала помолвку? подсказал Кеннеди.
Да, история о моей эскападе и все такое, вы знаете, но, клянусь Юпитером! Мне нравятся ваши нервы, сэр. Мастерсон нахмурился, затем добавил, я предпочитаю не говорить об этом. В жизни мужчины есть некоторые моменты, особенно когда речь идет о женщине, которые запрещено оглашать.
О, прошу прощения, поспешил Кеннеди, но вы не будете возражать против того, чтобы сделать заявление относительно вашей поездки за границу и вашего недавнего возвращения в эту страну после э-э инцидента, о котором мы не будем упоминать?
Никаких возражений. Я уехал из Нью-Йорка в 1908 году, испытывая отвращение ко всему вообще и к здешней жизни в частности
Не могли бы вы записать это, чтобы я мог разобраться? спросил Кеннеди. Просто краткое резюме, знаете ли. Нет. У вас есть ручка или карандаш? Я думаю, вы могли бы также продиктовать это; это займет всего минуту, чтобы напечатать все на пишущей машинке.
Мастерсон позвонил в звонок. Бесшумно появился молодой человек.
Викс, сказал он, печатай: "Я покинул Нью-Йорк в 1908 году, путешествуя по Континенту, в основном был в Париже, Вене и Риме. В последнее время я жил в Лондоне, пока шесть недель назад не вернулся в Нью-Йорк. Этого хватит?
Да, вполне, сказал Кеннеди, складывая лист бумаги, который протянул ему молодой секретарь. Спасибо. Я надеюсь, вы не сочтете дерзостью, если я спрошу вас, знали ли вы, что доктор Росс был врачом миссис Мейтленд?
Конечно, я знал это, откровенно ответил Мастерсон. Я отказался от него по этой причине, хотя он еще не знает об этом. Я самым решительным образом возражаю против того, чтобы быть предметом как бы это назвать? его мысленной вивисекции.
Вы думаете, что он злоупотребляет своим положением, пытаясь узнать о психической жизни своих пациентов? спросил Крейг.
Я бы предпочел также больше ничего не говорить об этом, ответил Мастерсон. Несколько минут назад я разговаривал по телефону с миссис Мейтленд, выразил ей свои соболезнования и спросил, могу ли я что-нибудь сделать для нее немедленно, как сделал бы в прежние времена только тогда, конечно, я должен был пойти к ней напрямую. Причина, по которой я не пошел, а позвонил, заключалась в том, что этот Росс, похоже, вбил ей в голову какие-то нелепые представления обо мне. А теперь послушайте, я не хочу это обсуждать. В любом случае, я рассказал вам больше, чем собирался.
Мастерсон поднялся. Его учтивость скрывала окончательную решимость больше ничего не говорить.
Анализ души
День был далеко позади после этой серии очень неудовлетворительных разговоров. Я тупо посмотрел на Кеннеди. Казалось, мы обнаружили так мало осязаемого, что я был очень удивлен, обнаружив, что, по-видимому, он был вполне доволен тем, что произошло в этом деле до сих пор.
Я буду занят несколько часов в лаборатории, Уолтер, заметил он, когда мы прощались у метро. Я думаю, если тебе больше нечем заняться, ты мог бы потратить время на то, чтобы разузнать некоторые сплетни о миссис Мейтленд и Мастерсоне, не говоря уже о докторе Россе, подчеркнул он. Заскочи после ужина.
Было не так уж много того, что я мог найти. О миссис Мейтленд не было практически ничего, чего бы я уже не знал, увидев ее имя в газетах. Она была лидером в определенной группе, которая посвящала свою деятельность различной социальной и моральной пропаганде. Ранние выходки Мастерсона были печально известны даже в молодом умном кругу, в который он переехал, но годы, проведенные за границей, смягчили воспоминания о них. С момента своего возвращения он ничем не отличился, чтобы распустить сплетни, и никакие рассказы о его деяниях за границей не просачивались в нью-йоркский клуб. Доктор Росс, к моему удивлению, оказался гораздо более известным, чем я предполагал, и как специалист, и как человек в городе. Казалось, он быстро продвинулся в своей профессии врача, лечащего болезни нервов общества.