Он ехал спокойно, по нетронутой дождем дороге, чуть покачиваясь в седле. Спешил, но не переживал. Небо такое ясное и синее, что ничего не должно приключиться. Поля в лучах ярких нежились, перешептывались. Но когда развилка показалась, свернул с большака. Подумалось Арсению, что ежели быстрее обернется в хозяйский двор, может не забыть еще о нем девушка. Увидит при параде, полюбит. Тогда-то Арсений и решит судьбу их.
Въехал он в рощицу светлую, только принарядившуюся в нежную зелень. Щебетали птицы, подгоняли весельем гонца. И он, потерявший всякую задумчивость, ударил кобылу в бока и понесся, радостью окрыленный. Ветер теплый, ароматами весны наполненный. Так покойно гонцу стало, что всякое раздумье пропало. Хотелось только нестись вперед, ни о чем не размышляя, и предвкушать уже счастье великое, которое должно встречать на пути назад.
И тогда беззаботный Арсений не понял, что случилось. Не услышал, как просвистело что-то в кустах, как вонзилось в ногу. Как не по своему желанию сполз на землю, не свалившись лишь потому, что за поводья крепко держался. По голени разлился жар, к колену подобравшись и вновь опустившись к ступне. Уселся Арсений на траву, а ни взглянуть на ногу, ни дотронуться до нее никак не получается. Боль глаза застилала.
«Вот ведь напасть, думал Арсений, защипавшие от непрошенных слез глаза поднимая к небу. Зло взялось откуда-то. Правильно говорил мужик, не следовало мне с большака съезжать, а я, дурак, съехал! И неоткуда помощи ждать в роще. Если только какой путник забредет. Но когда ж забредет он, ведь далеко до селений. Вот если бы благословили меня, послали спасение за все хорошее, что сделал я. Тогда бы спасся!»
Думал гонец, гадал, надеялся.
И вдруг из леса, светлого и весело шумящего майской листвой, вышел старик. Гонец не сразу разглядел незнакомца. Больно, страшно. Казалось, что жар из ноги уже к поясу подбирался, и душно становилось, и дышать невмоготу.
Вида незнакомец был приличного, одетый в белую, словно никогда не касавшуюся грязи, рубаху, подпоясанную ярким поясом, и портки, и шел босой по траве, медленно, чуть прихрамывая по-старчески. Приближался к развалившемуся у ног кобылы Арсению, будто бы специально, только к нему и направляясь.
Здравствуй, добрый человек! Давненько в лесу этом гостей не было! Что же, путник, потерялся иль отдохнуть прилег? воскликнул старик добродушным голосом, когда приблизился уже, но стоило ему разглядеть гонца получше, забеспокоился: Случилось что?
Арсений не мог ничего сказать, только закивал головой.
Незнакомец подошел к Арсению, положил на землю палку, на которую опирался и, сощурившись, посмотрел на гонца сверху вниз.
Что стряслось с тобой, добрый человек?
Арсений не мог ответить. Пробурчав что-то невнятное, застонал от боли, что поползла снова вверх и обхватила жаром колено.
А ну-ка, погляжу. Старик опустился на траву перед гонцом, взял аккуратно его за ногу и воскликнул: Вот же напасть! Стрелой кто-то в ногу запустил!
Арсений распахнул глаза, в непонимании уставился на незнакомца. Не видел он никогда, чтобы в людей стрелами попадали! Чтоб человека как дичь какую-то подстреливали!