Уже не в первый раз мне приходится проходить сквозь эти безвкусные позолоченные двери. Каждый раз я поражаюсь глупости и прямо-таки неподражаемому расизму бывшего нашего соотечественника, который всё это отгрохал. Как всегда, дверь мне открыл эээ, афроараб в ливрее. Когда я его вижу, он всякий раз щелкает каблуками, как офицер имперской армии, и с тягучим южным акцентом добавляет:
Добро пожаловать, масса
Билли, я не офицер и уж точно не джентльмен. Отставить церемонии, милостиво добавляю я и перехожу на шёпот: Он пришёл? С кем? Сколько принёс?
Слушай, Мангуст, ты что, опять забыл? Билли слегка ошеломило моё явное нежелание соблюдать декорум нашего профессионального сообщества. Мангуст мой оперативный псевдоним. А вы о чём подумали?
Да помню я всё. Как там тётя Зои и её кафешка? Много ли посетителей? Расплатилась ли она по долгам?
Лицо Билли удовлетворённо расплылось. Всё-таки он добрый чувак, этот Билли, хотя и завалил парочку наркоторговцев. Не люблю этот бизнес.
Тётя Зои просила передавать, что она ждёт тебя в гости и будет угощать тыквенным пирогом.
Ммм, вкусно, привычно протянул я.
Чермизинова пожала плечами. Билловы бро похлопали меня по плечу. Я был явно в ударе.
Дверь распахнулась, и я очутился в набитой до отказа зале, которую освещала огромная люстра в виде адского пса Аргуса. Который раз я поражался громоздкостью этой фигни, висящей чуть ли не на соплях над самым большим игральным столом этой кунсткамеры. Вокруг него в очередной раз собрался цирк уродов. Именно его были призваны освещать глаза трёх полоумных собачьих голов с вытаращенными, как у висельников, языками. Над этой ужасной шизофренией человеческого гения на одном гвозде подрагивала ранее не виданная мною надпись: «Welcome to Chateau Said!» Саид это дядя нашего прославленного вора в законе, который недавно откинул копыта в перестрелке во время рейда на Боготу. Естессно, племяш решил увековечить его память, но сделал это, как всегда, дебильно.
«Увидеть Шато Саид и умереть», пробормотал я про себя.
Я твой шато донжон шатал, зашлась в неконтролируемом порыве смеха Чермизинова. Обожаю эту женщину.
Часть вторая. Мелодрама
Когда я вошёл, в мою сторону повернулось несколько сидевших за столом игроков. Каких лиц тут только не было! Собрались абсолютно все странные люди планеты от спокойного скандинава с лошадиным профилем, задумчиво вращающим большой тростью с набалдашником в виде короны («Дешёвка», шепнула Чермизинова; мне оставалось только согласиться) до оживлённого маленького пакистанца, травящего анекдоты сидящей вполоборота американке. «Эту рожу я уже где-то видел, обратился я к Алисе. По-моему, это оружейный барон». Неожиданно пакистанец уставился на меня, как будто бы понял, о чём мы говорили. Мне сделалось слегка не по себе. Алиса воспользовалась ситуацией и помахала американке, а та улыбнулась ей в ответ. Определённо, я восхищался её самообладанием.
Пакистанец поклонился, изобразил вымученную улыбку и взором пригласил сесть рядом. Так получилось, что моё место находилось как раз по другую сторону стола, напротив кресла председателя. Кресло покоилось на небольшом возвышении, расправив свои псевдомраморные ручки. Рядом с ним стояла синяя табличка с одной лишь буквой «Д».
Ди, произнёс я вслух и огляделся по сторонам.
Над моей головой висела злосчастная люстра.
Алиса усмехнулась и сказала: «Дамоклов меч, ага». Американка, слегка поморщившись, достала из сумочки футляр с таблетками, нажала на пружину и выудила из открывшегося бархатного зева одну пилюлю. Я столкнулся с ней глазами. В бок меня пихнула Алисина рука.
Карта?
Туз, ответил я. Пиковый.
Это должно было означать: «Национальность? Американка. Миллиардерша». Алиса удовлетворённо вздохнула и поправила пепельные волосы. Естественно, я отвлёкся от гражданки Звёздно-полосатого государства, которая своим странным пристальным взглядом уже успела подать мне несколько авансов. К сожалению, её кожа выдавала в ней любительницу бурных развлечений, которая уже лет примерно десять пытается с ними завязать. Но серые глаза были превосходны.
Я огляделся. Следом за Алисой было свободное кресло, а чуть подалее грузно уселся тот самый здоровенный рыжеватый скандинав, опираясь на чудноватую трость. Я ошибся в отношении него: он сверлил меня немного отчаянным, но как бы ничего не выражающим взглядом, как у персонажа-дровосека, питающегося человечиной, из чёрной комедии «Delicatessen». Но если у него и были какие-либо пристрастия гастрономического характера, то их причиной был явно не я. «Что поделаешь, женское тело нежнее», подмигнула мне Алиса. Она тоже смотрела этот фильм вместе со мной, разумеется. Босс благоразумно уклонился, как я помню. В то время меня мучило желание пообщаться с теми, кто меня хорошо знал; я не мог ни работать, ни шутить даже редкая чёрная марка времён колониализма не вызывала во мне восторга. А знать меня по-настоящему это не совсем то, что знать меня вообще. Вот Алиса знала. Она всегда обо всех знала.