Невыносимый пошляк! сказала она.
Сюцай хотел пощупать серебро, но куда оно делось неизвестно.
На стуле сидит изящная женщина; дает ему ароматом пропитанную тонкую вещь. А он ее в сторону не обращает внимания. Серебро же он берет! Все признаки нищего бродяги! Кому, действительно, вынести такого человека.
А лиса прелесть! Можно себе представить ее тонкие манеры!
Вот этот текст доставала и перечитывала несколько раз подряд во время любой депрессии, замешательства, внутренней смуты и даже простой усталости. Сначала только глазами, потом со смыслом, и снова, и снова до полного восторга. И каждый раз обязательно наступала разрядка смех, нежность, счастье до слез. Текст работал, как душевный массажер, что ли. А почему?
Скорее всего, из-за языка непривычного русского языка, который звучал здесь как-то очень по-китайски. Странно, но именно при передаче китайского мне вдруг открылся родной язык. Гениальные алексеевские переводы учили игре, свободной пластичности, обнаруживая другой русский, которого, казалось, совсем не знала прежде.
Ну и конечно, эта «лиса-прелесть», которая в конце стремительно вместила в себя двух утонченных нежно-мудрых красавиц! Даже сейчас, когда пишу этот текст, рот расплывается в улыбке, и внутри щекочущий фонтанчик наслаждения
Отношения с русским языком выясняла долго. Наслаждаться его общепринятыми вершинами, в том числе Пушкиным, получалось редко. Уж скорее, Тютчев, Анненский, Хармс. На фоне строгого немецкого «великий и могучий» казался расхлябанным: раздражало обилие префиксов, которые слишком много на себя брали, и бесконечное дребезжание суффиксов все эти «оньки» и «ечки». Органично это звучало только у Достоевского. Но в писатели я тогда не собиралась, и такие мелочи жизни до поры не слишком волновали. Потом, когда пошли свои тексты, пришлось пересмотреть отношения с этим предметом.
Может быть, еще раньше русский язык привел меня в трепет, когда взялась читать Зощенко. Что-то в нем было такое, что задевало до боли. Или во мне самой к этому времени уже начиналось какое-то словесное воспаление? Вот он тоже из великих Учителей.
И еще, в связи с языком, не могу не сказать о Хармсе. Однажды он выстрелил в меня зарядом невероятной силы, чудесным живым ароматом, которой разлил, совершенно непонятным «неконвенциональным» способом, в этом своем стихотворении.
Выходит Мария отвесив поклон
Мария выходит с тоской на крыльцо
а мы забежав на высокий балкон
поем опуская в тарелку лицо.
Мария глядит
и рукой шевелит
и тонкой ногой попирает листы
а мы за гитарой поем да поем
да в ухо трубим непокорной жены.
Над нами встают золотые дымы
за нашей спиной пробегают коты
поем и свистим на балкончике мы
но смотришь уныло за дерево ты.
Остался потом башмачок да платок
да реющий в воздухе круглый балкон
да в бурное небо торчит потолок.
Выходит Мария отвесит поклон
и тихо ступает Мария в траву
и видит цветочек на тонком стебле.
Она говорит: "Я тебя не сорву
я только пройду поклонившись тебе".
А мы забежав на балкон высоко
кричим: Поклонись! и гитарой трясем.
Мария глядит и рукой шевелит
и вдруг поклонившись бежит на крыльцо
и тонкой ногой попирает листы,
а мы за гитарой поем да поем
да в ухо трубим непокорной жены
да в бурное небо кидаем глаза.
12 октября 1927
Мой доктор
Неожиданное развитие отношений с языком стимулировал человек, никакого отношения к писательскому делу не имевший, которого я про себя называю «мой доктор». С этого общения начался новый период в моей жизни, поэтому расскажу все по порядку.
В 1993 году поняла, что тело разваливается на части, и что дальше так жить нельзя. Все попытки как-то решить мои проблемы с помощью официальной медицины потерпели фиаско. Тогда в моей жизни и появился этот, важный для меня, человек доктор-гомеопат, назовем его А.А. Не хочу называть его настоящего имени, тем более, что потом выяснилось, что разные люди знали его под разными именами. Еще оказалось, что врач последняя его специальность, а до того он был математиком. Уже после его смерти узнала, что ко всему прочему он был вполне известным в соответствующих кругах экстрасенсом.
Итак, подруга дала мне телефон доктора-гомеопата А.А., и я позвонила. Мужской голос поинтересовался, кто я и зачем звоню. Сказал, что может меня записать к доктору, но прием будет только через месяц. Я ответила, что рассчитываю протянуть еще месяц, записалась и повесила трубку. Во время этого короткого разговора как-то очень ярко вспыхнуло тело. Подумала: если такая мощная энергия у секретаря, то каков же его шеф?! Позже догадалась, что со мной в тот раз сам доктор и разговаривал он не был богат, и не было у него никаких секретарей.