Такие странные метки иногда расставляет жизнь. А может, мое настойчивое любопытство к Экклезиасту и притянуло этот новый текст Шломо
Дедушки-Учителя. Фрейд
Фрейда во времена моей юности в СССР не издавали, его можно было читать только в самиздатских перепечатках, что я и делала. Фрейд оказался не только великим Учителем, он сразу стал и врачом, который лечил своими текстами. Самый строй его неспешных профессорски-обстоятельных разборов приводил в парадоксальное состояние напряженного покоя, а их содержание заставляло снова и снова пересматривать события и отношения собственной жизни с более отвлеченных позиций. В процессе чтения его книг ушли многие мои комплексы и страхи. В свете Фрейда по-новому открылись люди вообще и совершенно конкретные персонажи моей текущей жизни. Его квартира в Вене не дала почти ничего, зато его дом на Мерисфилд в Лондоне произвел впечатление настолько сильное, что позже вызвал сновидение, о котором стоит рассказать.
Мне снилось, что я лежу на каком-то тюфяке в прихожей фрейдовского дома на Мерисфилд под лестницей, ведущей на второй этаж. Лежу и не могу пошевелиться от слабости. Тем не менее, каким-то образом я вижу все, что происходит в доме на всех этажах. Фрейд уже старый и больной. У него рак, он умирает, он пережил вторжение фашистов в Вену, потерял часть семьи в еврейском гетто. Сейчас он угрюмо бродит по дому. Домочадцы стараются не попадаться ему на глаза, тихо выскальзывая из комнат, в которые он входит. Фрейду нестерпимо блуждать по этому дому, так и не ставшему своим, ему нестерпимо блуждать в собственных мыслях. Ему хочется уйти. Он вдруг решительно берет авоську и собирается в магазин. (Так я это видела в том сне, и во сне это не казалось смешным.)
Он выходит из столовой на первом этаже, направляется к выходу и тут видит меня на тюфяке под лестницей. Спрашивает, в чем дело. От слабости я едва могу произнести несколько слов, да я и головы-то поднять не могу. Тем не менее, мы начинаем разговор, содержания которого я не знаю ни тогда не знала, ни сейчас. Но, видимо, речь шла о чем-то веселом, потому что, спустя какое-то время, мы оба улыбаемся, смеемся, а потом уже хохочем.
От этого хохота к нам обоим возвращаются силы. Я уже сижу, раскачиваясь, на своем тюфяке, а Фрейд стоит напротив, трясет авоськой и хватается за бока, корчась от смеха. Мы оба не можем остановиться.
На этом месте проснулась.
Только сейчас, записав этот сон, вдруг поняла, его дальний прицельный смысл сложился еще один кусочек моей мозаики. Поездка в Лондон и сон это было в 1994 году. Через 13 лет первый раз попала в Умань, где на могиле раби Нахмана у меня случился приступ немотивированного смеха, о чем расскажу в своем месте9. Позже это случалось еще дважды на могилах святых праведников. Возможно, сон про Фрейда на ту же тему. Повторяющиеся ситуации заставили, в конце концов, присмотреться к смеху и увидеть необыкновенную терапевтическую важность этой психической реакции, почувствовать ее глубоко очистительное действие. Потом некоторое время занималась смехотерапией и пыталась освоить тему чисто теоретически. Даже когда-то сделала доклад «Смех, плач, молитва и медитация» на конференции в Институте Штайнзальца в Москве. Если после всех обязательных к написанию книг останется время, хотела бы вернуться к этой теме.
Русский язык
Не только Экклезиаст, не только Гете и Фрейд. Были и другие лечебные, целительные для души, тексты. Иногда мне трудно понять в точности, как они работают.
Например, много лет носила в ежедневниках листок бумаги с переписанным от руки коротеньким рассказом Пу Сунлина, который назывался «Сюцай из Ишуя». С удовольствием привожу его полностью в волшебном переводе Василия Михайловича Алексеева одного из любимых моих Учителей.
Некий сюцай из Ишуя давал уроки где-то в горах. Ночью явились к нему две красавицы; вошли, полные улыбок, но ничего не говоря. Затем каждая из них смахнула длинным рукавом пыль с дивана, и обе, одна за другой, уселись. Платья были у них так нежны, что не производили шороха.
Вскоре одна из красавиц поднялась и разложила на столе платок из белого атласа, по которому было скорописью набросано строки три-четыре. Студент не разобрал, какие там были слова. Другая красавица положила на стол слиток серебра, лана в три-четыре. Сюцай подобрал его и сунул себе в рукав. Первая красавица забрала платок и, взяв другую за руку, вышла с нею, захохотала.