Повернув в очередное ответвление лабиринта, он неожиданно почувствовал на лице дуновение холодного воздуха. Оно было еле уловимым, но в душе Эспарта шевельнулась надежда, и это придало ему силы. Он ускорил шаги, пошел еще быстрее, почти побежал туда, откуда долетала чуть уловимая струйка прохлады. Ход поднимался вверх. Поток воздуха постепенно усиливался, это было хорошим признаком, поэтому Рий Эспарт остановился когда ноги уже почти отказывались слушаться его,. Перед ним снова была каменистая осыпь, но откуда-то сверху, из-под самого свода туннеля, ощутимо тянуло холодом. Изо всех сил встряхнув светильник, Эспарт заставил его светить ярче и полез вверх по осыпи, надеясь найти там отверстие, через которое поступает воздух. После долгих поисков, ободрав в кровь руки и ноги, он нашел длинную каменную щель. Она тянулась вертикально и была узка, но ему удалось расширить ее до такой степени, что в образовавшееся отверстие прошла рука. С силой отчаяния он отвалил еще несколько камней и смог протиснуться сам. Снаружи стали доноситься какие-то звуки. Эспарт прислушался и вдруг понял, что это шумит море. Каменная щель выходит на берег! С утроенной силой он начал ход. После долгих усилий ему удалось вывернуть большой кусок камня, который с шумом покатился куда-то вниз и гулко ударился о землю. Судя по звуку, летел он не долго
Все это стоило Рию последних сил. Он долго глядел на образовавшееся отверстие, и вдруг увидел, что его просвет стал светлеть. Очевидно, за пределами каменной тюрьмы ночь сменялась рассветом. Он попробовал продвинуться дальше и после многих бесплодных усилий с облегчением вдруг почувствовал, что камень постепенно сменяется рыхлый почвой. Эпарт стал из всех сил рыть ее, и когда ему уже стало казаться, что он вот-вот умрет от напряжения, голова и плечи его оказались вдруг на поверхности земли, под начинающим розоветь небом с гаснущими на нем звездами
Он огляделся. Внизу, под высоким обрывом, тянулась песчаная морская отмель. За ней мерцала и переливалась поверхность моря. Очевидно, время прилива сменялось отливом. По уже обнажившемуся кое-где дну бродили чайки, подбирая мелких рачков и рыбок. Что-то до боли знакомое было в очертаниях берега, переходящего в гавань с четко виднеющимися вдали силуэтами судов. Эспарт повернул голову вправо и остолбенел: в рассветных сумерках перед ним темнели высокие стены и башни возвышающегося над гаванью дворца короля Рулы
Глава 7. Возвращение
Его удивление было безмерно. Ему показалось даже, что он сошел с ума или бредит, что все это просто галлюцинация! Эспарт закрыл глаза и снова открыл дворец никуда не исчез. Нажал на глазное яблоко зрительные образы послушно раздвоились. Как могло такое быть? Каким образом попал он в Эвор, столицу королевства, с острова, затерянного в просторах южных морей? Он никогда не верил в чудеса. На острове Рес, где он родился и вырос, народ привык рассуждать здраво и не увлекался мистикой. Наместник короля в свое время приказал изловить и вывезти с острова всех, кто занимался магией и колдовством просто потому, что считал их обманщиками. Насчет секрета, который он, якобы, хотел выпытать у них, было придумано позднее.
В чудеса Эспарт не верил, но чудо случилось! Надо было это принять! Он принял и решил обдумать случившееся позднее, потому что сейчас нужно было действовать. Пересилив себя, он еще расширил отверстие и осторожно вылез на каменистый обрыв. Внизу появились какие-то люди, это были рыбаки, направляющиеся к своему баркасу. Они заметили его и стали смотреть
Он махнул им, подзывая к себе. Двое подошли и помогли ему спуститься. Они были удивлены его измученным видом и худобой. Удивленно качая головами, смотрели на ободранные и израненные руки и ноги Рия, перепачканную в земле одежду. Один, постарше, предложил помочь ему добраться до города. Кажется, они приняли его за контрабандиста, которым прибрежное население всегда сочувствовало. Эспарт кивнул и пообещал дать денег. Рыбак отрицательно замотал головой, сбегал куда-то, вернулся с лошадью, помог ему сесть на нее и медленно, шагом повез в город.
Куда тебя отвезти? спросил он.
Эспарт назвал дом своего друга, Гура, с которым вместе воевал и который был обязан ему жизнью. Почему он не назвал свой собственный, он и сам не знал. Скорее всего, не хотел, чтобы пошли разговоры и догадки, откуда он появился в таком виде, и что с ним случилось. В молчании своих слуг, только набранных после войны, он не был уверен.