– Ну, что там у тебя получается?
Не отвечая Куприну, Ярославцев спросил у Заикина:
– Ваня, сколько у нас наличных, кроме бенефисных?
– Шестьсот семьдесят три, – тут же ответил Заикин.
Ярославцев записал в столбики эту цифру.
– Да... – задумчиво протянул Саша Диабели. – Если только аэроплан тридцать пять тысяч франков, нам самим это не вытянуть.
Он протянул стакан водки Ивану Михайловичу.
– Я же сказал, что капли больше в рот не возьму, – нервно отказался Заикин и повернулся к Ярославцеву: – Петя, надо что-то с этими овцами делать. Я уеду – они же с голоду передохнут! Как никак – живые души. Жалко ведь!
– Не передохнут, – опустил глаза Ярославцев.
– Ну-ка, ну-ка, ну-ка... – Куприн очень заинтересованно взял из-под руки Ярославцева лист бумаги и поднес к свету.
Ярославцев хотел было отобрать у него этот листок, но вздохнул и отвел глаза в сторону.
– Тэк-с... – сказал Куприн. – Значит, так: восемьсот бенефисных. Подписной лист среди сотрудников редакций – шестьсот. Полтораста – ваш покорный слуга. Пильский Петр Осипович – двести. Заикин и Ярославцев – шестьсот семьдесят. Все правильно. А это что за тысяча? – И Куприн ткнул пальцем в последнюю строку, где стояла только одна сумма в тысячу рублей без указания жертвователя.
Все замерли и посмотрели на Ярославцева.
– Ох, Александр Иванович, – недовольно проговорил Ярославцев. – Дайте вы сюда эту бумажку. Ну что вам-то? Хуже от этой тысячи, что ли? Ну, тысяча и тысяча! Эка невидаль!
– Это откуда еще тысяча появилась? – растерянно спросил Заикин.
– Откуда, откуда! Ну, не украл же я ее! – Ярославцев был в полном отчаянии. – Хотел как лучше сделать...
Заикин вплотную подошел к Ярославцеву и зло сказал:
– Мы с тобой, когда чемпионат организовывали, когда копейки свои складывали, об чем договаривались? Чтоб друг от друга ничего не утаивать! Чтобы никаких шахер-махеров промеж нас не было! Откуда взялась эта тысяча?
– Да что вы привязались все ко мне?! – плачущим голосом закричал Ярославцев. – Тоже мне, нашли разбойника! Хватайте, вяжите Ярославцева! Он тысячу рублей для них же достал! В Сибирь его, на каторгу.
– Ты не юродствуй, – сурово прервал его Заикин. – Я хочу знать, чем эта тысяча пахнет!
– Овечками она пахнет! – еще пуще закричал Ярославцев. – Баранчиками! – И передразнил Заи-кина: – «Живые души»... «С голоду подохнут»... Я их еще три часа тому назад всех оптом продал!
– Кому? – Ошеломленный Заикин опустился в кресло.
– Кому, кому. – Ярославцев хитровато оглядел всех и подмигнул Куприну. – Тому благодетелю, который подарил их тебе. Землевладельцу Херсонской губернии, господину помещику Харченко!
– Ну, мерзавец! – восхищенно сказал Пильский.
– С ума сойти! – простонал Саша Диабели.
– Петр Данилович! Гениальный ты администратор! – сказал Куприн. – Но тысяча-то откуда? Всем этим баранам красная цена триста рублей.
– А я их ему за тысячу, – сказал Ярославцев.
– Так это же грабеж! – еле вымолвил Заикин.
– Ничего подобного, – спокойно ответил Ярославцев. – Зато он теперь к искусству приобщен. Ничто в жизни не дается даром!
– Ой, жулик, – растерянно выдохнул Заикин, и все разразились гомерическим хохотом.
Раздался стук в дверь.
– Кто там еще? – вытирая слезы, крикнул Заикин.
Просунулась голова коридорного:
– Иван Михайлович! К вам человек от господ Пташниковых.
– Проси! – крикнул Заикин.
– Слушаюсь!
Коридорный исчез, дверь распахнулась, и в номер вошел усатый человек в кожаных крагах, шоферских рукавицах и в фуражке, на околыше которой были укреплены очки – «консервы».
– Желаю здравствовать! – сказал он.