Сталин часто молился по ночам в московских храмах, о чём есть множество свидетельств очевидцев, в частности в фильме Анны Москвиной «Бич Божий» рассказывается о посещении им храма Всех Святых на Соколе.
«В сорок первом году, как только началась война, моя мама работала уборщицей в храме Всех Святых у Сокола. И мы туда, девчонки, бегали, рассказывает Шаповалова-Дмитриева. А туда приезжал Сталин. А почему мы туда бегали, потому что, когда он выходил из метро, давал нам конфеты подушечки, каждому в приготовленном пакете Потом заходил в храм, отец Михаил тогда служил. Он старенький-старенький был, в субботу служил. В субботу служил панихиду о павших воинах, а потом служил молебен за живых воинов. Ну, все в храме были, конечно, в недоумении. Но Сталин проходил всегда так незаметно и старался, чтобы на него меньше обращали как бы внимания и служба проходила так, как положено. Никаких чтоб привилегий не было, чтобы люди как стояли около него, так и стояли А уходил из храма, как обычно, уходил опять в метро. В церкви вёл как положено, ходил, прикладывался к святыням. Не уходил, пока не обойдёт всё. Канон был с левой стороны там Семён Боголеп, прямо Пророчица, к Николаю-угоднику, к Казанской Божией Матери Чтобы враг не прошёл в Москву, крестный ход был. И он шёл спокойно, свободнокак обычный прихожанин».
Далее говорится, что Сталин очень хорошо пел: «Да исправится молитва моя»
Обстановка в конце ноября оставалась критической. Натиск врага был слишком сильным. Казалось, ещё один напор и фронт может не выдержать, ведь достаточно было не выдержать на каком-то одном направлении, и всё могло завершиться так, как завершалось уже, увы, не раз, как ещё недавно случилось под Вязьмой.
«Войсками фронта командую я!»
Сталин ещё не завершил работу с генералом Ермолиным, когда позвонил начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников. Он доложил, что к нему обратился командующий 16-й армией генерал-лейтенант Константин Константинович Рокоссовский с просьбой разрешить отвести войска на восточный берег реки Истры и Истринского водохранилища.
Не понимаю, Борис Михайлович, почему товарищ Рокоссовский обратился к вам, а не к командующему фронтом? с некоторым удивлением спросил Сталин.
Тут такое дело помялся Шапошников. Комфронта Жуков не стал его слушать, не стал вникать в то, что предложил Рокоссовский. А его предложения, на мой взгляд, очень и очень дельные.
В чём же их суть? снова спросил Сталин. Товарищ Рокоссовский предлагает отвести армию на Истринский рубеж? Но это около десяти километров. Враг подойдёт ещё на десять километров ближе к Москве.
Разрешите доложить и обосновать доводы генерала Рокоссовского?
Слушаю вас, Борис Михайлович.
Генерал Рокоссовский докладывает о больших потерях в частях и соединениях армии, о том, что люди валятся с ног от усталости, что не спали по нескольку суток. Оборону практически не удаётся эшелонировать. А это значит, что перед врагом слишком тонкая преграда, а где тонко, там и рвётся. Армия держится только на необыкновенном мужестве бойцов и командиров.
Держится так не только армия товарища Рокоссовского, резонно заметил Сталин. Продолжайте, Борис Михайлович.
Имея перед собой реку Истру и Истринское водохранилище в особенности, можно организовать оборону меньшими силами. А это в свою очередь позволит выделить столь необходимые для ведения активных действий резервы. Ну а на тех позициях, которые ныне занимают войска армии, река и водохранилище представляют собой ловушку Ведь они в тылу армии.
Сталин подошёл к карте, легко отыскал полосу обороны 16-й армии севернее и южнее Волоколамского шоссе. Синие стрелы указывали, что на этом направлении наступали три пехотные, четыре танковые дивизии и одна дивизия СС «Рейх» 4-й танковой группы противника. Было ясно, что враг стремился прорвать оборону в полосе 16-й армии и выйти на оперативный простор, используя Ленинградское и Волоколамское шоссе, которые протягивались чётко обозначенными сходящимися нитками в самое сердце столицы. Оценил он и сообщение о том, что река и водохранилище представляют собой ловушку.
Сталин не спешил с ответом. Необходимо было всё обдумать, необходимо было вот так, одним лишь своим согласием, одним лишь словом позволить отдать врагу ещё около десяти километров. А ведь даже за километр, а порой за сотню метров отданной врагу земли приходилось жёстко наказывать не только командиров подразделений, частей и соединений, но и командующих армиями.