Я не собираюсь воевать от имени российской армии, продолжил диалог Лебедев. И вообще, я еще не решил.
Почему?
У меня девушка, мы собираемся пожениться. Пройдет месяц, два, и тогда уж, как получится. Но скорее к мятежникам не примкну.
Значит, предаешь интересы повстанцев, так выходит? Говори определеннее, это для тебя очень важно, да и для нас тоже.
Я уже все сказал. Развяжите мне руки.
Каратель Гвоздь ничего не ответил. Он просто взял фломастер и нарисовал на колпаке Лебедева свастику.
А что скажет Иванцов?
Иванцов, недолго думая, ответил.
Я тоже еще ничего не решил. Знаю только одно: я с бандеровцами ничего общего не имею. А если так мой путь прямо в ополчение. Вот вам чистосердечное признание.
С тобой все ясно, сказал Гвозь и нарисовал на его мешке «сеп», что значило сепаратист.
К вечеру пленные были доставлены в Киев. Их завели в подвалы в разные камеры. Лебедева вскоре выпустили на свободу. Ему разрешили вернуться к своей невесте с условием, что по истечении двухмесячного срока, он явится в штаб АТО и там его определят на службу.
Судьба же Иванцова и Петрова была тяжелой, они оба умерли мучительной смертью. Им ломали пальцы на руках, потом отрезали ножом и запихивали в рот, потом попеременно отрезали уши, язык, нос, ноги до колен, надрезали шею серпом, давали соленый чай, потом не давали пить всю неделю. Пленным приходилось пить собственную мочу. Подопытные на все соглашались, но каратели всякий раз выдумывали новые обвинения, которые и во сне не могли присниться.
Потом их, искалеченных и обезображенных, поместили в одну камеру, выбили Иванцову правый глаз, а Петрову левый и поставили перед ними перечень бандеровской казни, состоящий из 135 пунктов. Они через эти все пункты должны пройти и только тогда могут рассчитывать на милость народной бандеровской власти.
Последний пункт: отрезание головы топором. Если после этого останетесь живы, народная власть простит вас и отпустит к своим невестам, сказал карательпыточник Кривой Глаз.
Иногда глубокой ночью пыточный подвал замирал и оба заключенные, уже как бы привыкли к нечеловеческой боли, у них кровь быстро сворачивалась и, несмотря на отсутствие медицинской помощи, раны быстро заживали. Петров пытался решить вопрос сведения счетов с жизнью, сказал товарищу:
Надежды на спасения у нас нет, а ждать, когда тебе отрежут голову топором, слишком тяжело и долго. Давай так. Ты наступаешь коленом мне на горло и давишь до тех пор, пока не перестану дышать.
А я как же? спросил Иванцов.
Я попытаюсь тебя удушить руками, хотя, видишь: у меня на каждой руке отрезано по два пальца. Хватит ли мне сил, не гарантирую, но попытаюсь, а куда деваться?
Киевские каратели просто упражнялись. Никаких других целей у них не было и не могло быть. Они предполагали, что это им пригодится в будущем. Ктото из пыточного подвала будет обменян на бандеровца, попавшего в плен к москалям и расскажет всем остальным, как ласково, как гуманно обращаются младшие братья с русскими, попавшими в плен.
Эта задумка была осуществлена. Правда она привела к противоположным результатам: ополченцы, а среди них были и российские добровольцы, дрались насмерть с врагом, дабы не попасть к ним в плен.
В древние времена с пленными обращались иначе, а убитых врагов, хоронили, как положено, чуть ли не с воинскими почестями.
2
Как только Яйценюх приступил к обязанностям премьера Украины, он первым делом стал рыться в казне и два дня спустя, обнаружил шестьсот миллионов гривен украинской валюты. Подпрыгивая от радости и произнося громко: кто не скачет, тот москаль, он тут же распорядился обменять гривны на доллары, и дорогие зеленые положил в карман. А затем из кармана эти деньги перекочевали в один из американских банков. Двести миллионов долларов небольшая сумма, но Яйценюх знал: такую сумму ему в жизни не заработать, даже если он будет сидеть за рабочим столом или скакать двести лет.
Сделав эту операцию, он снова стал скакать, но теперь уже произносить: кто не скачет, тот не хохол.
Денег нет, казна пуста. Бардак, помоги, Меркель, выручай, украинские олигархи спасайте страну.
Украинцы немного переполошились, а Бардак только чихнул. Эту брешь стала заполнять украинская пресса, она стала муссировать этот вопрос до тех пор, пока директор украинского национального банка, бывшая подружка Вальцманенко, не предложила Яйценюху: