«Мы, как Гитлер и Рем
я стану жертвой
дружбы, любви»
«Молчи. Продолжай
нагнетай не тяни».
Руку на ступеньку, ну, же, на вторую
и устал, и выпил маюсь, не психую
в свой подъезд вползаю
трусь ремнем об камень
дайте посчитаю
не врагов
не мысли
свежие осколки от разбитой сказки.
Лопнули запаски, стекла задрожали
из пылавшей церкви демоны бежали.
Вы остановитесь. Выбейте автограф
на моем запястье
огненным зубилом, вырванным у Павла
на былом пожаре сари
сари
Сари. Скинь ты, девка, сари.
Мы с вороной в паре подойдем, посмотрим
она каркнет: «Кррр-руто!»
я скажу «Достойно.
Молодые груди. Ветреное лоно
вижу, как бы вижу
слышу, что-то слышу
Каллас, не бей мне в ухо.
Не ори, не слышу».
Медленное небо. Облака, постылость.
Нищее светило незаметно скрылось
местные сатрапы разошлись по кухням
«Водку нам с доставкой!»
«Обойдешься, милый.
Мне твой лик козлиный
опостылел всуе. Я тебя, урода»
«Ты?! Меня?! При друге?!»
« подведу молитвой
к лютой, страшной муке».
Конченые звезды.
Циркуль в мягком месте.
Классика арт-рока
три сосиски в тесте заглотнул впустую.
Не наелся. Сплюнул. Были бы здесь бабы
я бы точно всунул
научил их джиге под обстрелом чувства
лживого, больного: «Грустно?»
«Крайне грустно. Ты, Элен, откуда?
Ты ко мне, наверно?
Мне, как видишь, худо.
Очень даже скверно. Где мозоль, где язва
перегибы в брюках
без тебя мне плохо я в прозрачных суках»
«Ты их любишь? Правда?»
«Их не существует. Впрочем, ком желаний
бешено трамбует».
У меня нет мыслей. У меня есть ты.
Схватим по банану, двинем на пруды
блики в черных лужах
выдох через нос
сапоги овечек, битвы не всерьез
женщина к мужчине
слабость и оскал: «Лучше бы, как прежде
жестко поддавал».
Дети из колясок тянут руки к псам
лижущим им пальцы с желчью пилорам
«Отгрызем, отнимем
жалко, но нужда
пробуждает дикость и черствит сердца».
Люди. Это люди. Они здесь, Элен.
Не зарывшись в чуде жизни без проблем
заливают пиво, машут головой
«Ты зимой не плавал?»
«Я едва живой»
«Пьешь за обновленье голосов внутри?»
«Жорж, мое терпенье на нуле
учти».
Русская матрешка вы и только вы
пахнущая спиртом, жгущая костры.
Из души вы тело вырвете силком
«Телом я»
«Душою?»
«Ом, мы скажем ом»
«Вместе?»
«Я чуть раньше. Я мудрее вас
и тебя, и крошки цыпа первый класс».
Удивленные выбранным тоном
поджавшие с вызовом губы
отойдя, курили
вперившись в ручей
«Она лесби, Лена»
«Ты не мой. Ничей».
«Ну, не надо пены, присмотрись, поверь
мне тоска с другими»
«Что же ты за змей! Залезаешь в койку
рвешь мое белье
подогнав под вечность»
«Не твое. Свое».
Ранимый хлыщ, аристократ
чумазый инок и рубила
пришел черед. Поставлен мат.
Готова скромная могила.
Река проточна, ветер слеп
ботинки носом смотрят в небо
езжай, гони кабриолет
ты катафалк.
Тайфун
комета приволье мысли
холодок
подумал? Трезво. Не убавишь.
Чего не выпил, то не смог
жуками волка не затравишь.
Они явились?
Тысяч сто
ползут по телу, будто знают
в чье полутемное окно
я засмотрелся
Обвиняют?
Ведут себя назло весне
решившей разум взять с наскока
мне все равно.
Опять тебе?
Всем прочим счастья. В два захода
один на цель, второй на смерть
и дай их помыслам свершиться
апрельским утром, когда твердь
земли
уйдет
не возвратится.
Ты пессимист.
Я одинок.
Элен не в счет?
Она в порядке завидный стан, красивый рот
кипучий нрав без подзарядки.
Ни алкоголем, ни травой?
Траву не курит. Выпить может
совсем немного внеземной
унылый зов ее не гложет.
Россию любит?
Сам спроси. Войди с цветами
крикни: «Лена! Я с первых дней, бля, на Руси
вдыхаю свет зимы и сена!
Ответь мне честно ты довольна
рожденьем в брошенной стране
не понимающей, как больно
упавшим в пропасть на коне
я не успел его избавить
от массы друга-седока»
«Ты успокойся. Хватит лаять»
«Я успокоился. Пока».
«Ну, до свиданья. Ты на память