Сталин был тогда уже?
Наверное, черт его знает, я тогда Сталина не знала. На что он мне был нужен? Папа (дед) был кустарь, он заготовки делал на обувь, кожей занимался.
А ты помнишь своего деда?
Деда я не помню, и никто не помнит. Это с Ашхабадом уже связано, брат у него был ашхабадский. Мама вроде из Польши, отец еще откуда-то. Я знаю, что папа был хороший. Слабенький такой, болезненный, потому что кожей всё время занимался, а кожа действовала на легкие, он от туберкулеза и умер. В 35-м году. А в 29-м я уехала на Днепрострой, это еще я маленькая была.
В 20-х годах вы хотели уехать в Израиль?
Как будто было какое-то известие. Я ж тогда ничего не понимала. Что-то было в газетах, что там Абарбанель какой-то, наследство.
А тебе сколько было?
В 14-м я родилась, шесть-семь лет. Я помню, там жили какие-то родственники, мамина сестра жила.
Эти три тетки Сара, Эстер, Юдит чьи дети были?
Папиного брата дети.
Ты их видела когда-то?
Никогда не видела. Они давно в Израиле, когда он только еще организовался, и было какое-то сообщение.
Да, вот я скажу, почему я стала Софья Ивановна. Когда мы приехали не знаю, куда-то мы приехали. В войну это было, и надо было на квартиру. Все там расселились, кто где, а я же Папа пришел и говорит: «Так и прямо заявили: евреев, жидов не будем брать на квартиру! Ты это, можешь только инициалы. Кто тебе будет паспорт проверять?» Сарра Исаковна на паспорте.
Я уехала на Днепрострой в пятнадцать-шестнадцать лет. Папа был кустарь, а тогда кустарей никуда не брали учиться. А я хотела учиться. Надо было стать рабочим.
Что ты хотела учить: медицину?
Нет, где-нибудь, лишь бы что учиться дали. Семилетку кончила, а учиться И я, значит, поехала на Днепрострой. Самой же лет-то было, Господи! А там же бараки, мужики, бабы, все вместе работают, вместе живут. Там детей мало, я не знаю, как это я тогда собралась, как меня отпустили. Факт тот, что я захотела и поехала.
Темнота, ночью свет горит, котлованы И бараки. Американцы, которые руководили этим Днепростроем, жили в домах оборудованных, привезли с Америки. А мы, значит, в бараках. Ну и муж с женой там были, они говорят, нам нужна подсобница. Мы ее возьмем. Он резал шашки для этих полов на пиле, и она ему помогала. А я должна была эти шашки брать у них и складывать. Складывать вот это была моя работа, и я уже стала рабочей.
Приблизительно год, наверное, я проработала с ними. Мат сплошной. А потом уже объявили, что рабочие, подсобники принимаются в такие-то техникумы, и вот, куда берут, туда и полезла. А был новый техникум политехнологии школ. Металлы изучали и как работать, и инструменты, и тоже школа, и такие дисциплины. Но всё по-украински, по-хохляцки. Поэтому я не очень была грамотна по-русски, с ошибками писала. Там было несколько человек хороших. Парень один еврей был, которого тоже нигде не брали. Евреев не очень тогда брали, конечно.
Ты закончила техникум?
Да, и у меня аттестат. Потом послали меня в Молочанск в Днепропетровской области, там же на Украине. Небольшой город, немецкий в основном. И там папа по работе был, его послали, он тоже техникум кончил механизации сельского хозяйства.
Значит, он по работе приехал туда?
Да, его направили учить шоферов. Но далеко от меня, километра три через речку. Нас какой-то немец знакомый мне познакомил. Папа ходил сюда три километра ко мне. Ему бабы: «Да чего ты себе лучше не найдешь? У нас тут полно, а ты через три километра ходишь». Ну, не знаю, ходил-ходил, и, в общем, мы расписались, и вот жили, и всё, что еще тебе сказать. Вот так и жили.
Он в Сибири очень много пил. Жил с бабой какой-то, тоже учительницей. У ней отрезали грудь, рак был. И он оттуда захотел уехать. Приехал, и не стал пить. Даже пиво не пил, потому что у него уже желудок болел.
Пошли в ЗАГС. Мы пришли из ЗАГСа, он грелку себе положил на желудок, у него уже полно язв было. Когда уже сюда приехал, он лежал каждую осень в больнице. А в больнице этой Давыд Давыдович, ты же его знаешь, он тебя лечил, помнишь, у тебя рука была заражена. Хороший заведующий поликлиники был, так он меня вызвал однажды, после рентгена, и говорит: «Как хотите, если он не прекратит пить, у него будет плохо дело. У него одна язва есть незаживающая, которая превратится в рак. А во-вторых, у него весь желудок в узлах, такие бородавки. Семь. Это у него были язвы, множество, давно уже это зарубцевалось, и получились бородавки. У него ужасный желудок, я таких еще не видел».