Вероника его слушает. На правом колене ее брюк застыла малиновая пчела некоторым людям хочется о чем-то вспомнить, Седову хочется о чем-то забыть, но он не помнит, о чем, и не вносит свою лепту в федеральную программу «Дети Севера».
Это еще ладно, закурив взятую из ее пачки сигарету, продолжил Седов. Внимай дальше: неделю назад я был в Алтуфьево. В ночном клубе. Меня там страшно поносило
Не за столом же об этом, поморщилась Вероника.
Все равно аппетит из-за этих цуккини ни к черту. Итак, меня поносило и я или сидел в сортире, или ошивался где-то рядом с ним. На меня уже стали обращать внимание: некто молодой и томный в кожаных штанах спросил у меня: «сколько?». Я переспросил: «что сколько?». И он, приближаясь, сказал: «как будто ты не понял Сколько стоит, чтобы ты у меня отсосал? Или тебе это так необходимо, что ты сам за это платишь?». Я буквально охренел Когда я прошлой весной услышал на Тверской: «мальчика не желаете?», я и то испытал гораздо меньший шок. Седов с отвращением смел под стол очередной цуккини. И как, по-твоему, я поступил около того туалета?
Кошелева не знает. Ее пристрастие к Седову все еще скоропортящийся товар: расчетливый чванливый гном в смирительной рубашке.
Его смирительная рубашка ее нетерпение жить.
Жить не одной.
Ты набил ему морду? предположила она.
Нет, ответил Седов.
Неужели отсосал?!
Тише ты Я у него, разумеется, не отсасывал. Снова войдя в туалет, я закрылся в кабинке и долго там сидел. И основном, не испражнялся, а думал. О том, что я сам виноват в моей жизни. О смерти на второй завтрак. О святом Федоре на крокодиле Холере. И о тебе О тебе я тоже думал.
Обо мне без тебя?
Этого, усмехнулся Седов, нам с тобой не избежать. Я не plastic fantastic lover, а ты не та, кто, пригревшись на моем животе, будет встречать закат мой. Моего солнца.
Веронике Кошелевой стало почти смешно.
Солнца насмешливо протянула она. Ты его еще ни разу так не называл.
Тебе не называл, поправил ее Седов.
А другим?
Что же это такое разозлился Седов.
Ты о чем? спросила она.
Опять цуккини попался.
Седову не смешно. Если он когда-нибудь и спугнул удачу, то непреднамеренно, но удаче этого не объяснить, она уже далеко и преследовать ее бесполезно; Седов ворочается на Ленинградском проспекте рядом с подложенным к нему плюшевым бегемотом, жизнь идет, идет, идет женщины уходят или не приходят жизнь идет. Идет, идет Как ледокол. Сквозь мечты и тревоги.
Заговоривший с Седовым в Алтуфьево и пренебрегающий христианским долгом Владислав Никонов предпочитает контролировать состояние своего духа.
Контролировать вряд ли. Отслеживать получается Владислав выскальзывает из ночного клуба в нега тщеславие ложное насыщение Упанишадами; Владислав, как и прежде, в Алтуфьево: так состояние моего духа у меня неплохое. Район довольно пугающий, но с моим духом все обстоит нормально.
Я заворачиваю за угол. Не в курсе, куда продвигаюсь. Состояние моего духа у меня как после «Акустики» Гребенщикова.
Мой он дух ничей больше. В нем словно бы распускается сакура. Кто-то ходит за вдохновением на кладбище, но я на кладбище не хожу: мне пока не к кому и желания нет. Приземленное у меня состояние духа приземленное в том смысле, который является для меня основополагающим в моем нахождении на земле.
Я на земле, во мне мой дух. В нем распускается сакура и позванивают дюралевые колокольчики. Отсоси у меня тот мрачный мужчина, было бы еще приятней, но все и так слава богу. Подобному состоянию духа позавидовали бы и подслеповатые райские птицы.
Но вот что-то похуже. Жаль, что я лишь слабо умею его контролировать. Но отслеживать могу: не очень у меня состояние моего духа. Район здесь и вправду гиблый и за последние пятнадцать-двадцать секунд состояние моего духа окончательно ушло в ноль. Я бы сказал, что оно у меня теперь ниже нуля.
На «Акустике» Гребенщикова мне больше всего нравятся «Десять стрел» и «Моей звезде не суждено». Но пустое не к месту, голимая лажа, воспоминания о великолепных песнях моему духу не помогают, и что я забыл в этом районе: и духу сплошной урон, и мне самому
Перстень мне, мобильный телефон Жорику, сказал Владиславу Никонову один из окруживших его гопников. Куртку тоже снимай.