Если бы знать, если бы знать, потерянно пробормотал он. Все, на сегодня зачет окончен. Передайте тем, кто за дверью, что мы продолжим завтра в одиннадцать ноль-ноль.
Примите хотя бы у меня! взмолился Алексей Чипин. Мне сегодня надо обязательно успеть вам
Завтра.
Вскочив в полный рост, крайне низкорослый студент Чипин, замешанный в невероятных стычках со стаями бродячих собак, крикливо огрызнулся:
У меня из-за вас весь день впустую прошел!
А у меня из-за вас вся жизнь, злобно проворчал Валерий Павлович.
Спать на правом боку ему было холодно, на левом больно; вернувшись домой, Валерий Павлович Кульчицкий застал там своего старшего сына Георгия, достаточно известного физика и постоянного завсегдатая гладкого тела Инны Можаевой. Он зашел к отцу обсудить за чашкой кофе недавние состязания между главами епархий по боевому самбо и по количеству выпиваемого за три минуты рассола, но Валерию Павловичу мало того, что зарплату задерживают, у него и уважение к самому себе проявляется не чаще, чем к другим.
Славно устроился, сынок. сказал Валерий Павлович. Мы с Мишкой в глубокой яме, а у тебя пиджак от Армани, золотые запонки, изо рта пахнет красивой женщиной. Моими идеями на жизнь зарабатываешь?
Христос с тобой, папа, ты о чем? удивился Георгий.
Это же я, сказал отец, решил тебя родить: мать не хотела, но я настоял. А ты теперь за свою физику получаешь большие гранты, а отцу даже маленькую часть за его идею не отдаешь. Знаешь, кто ты после этого?
Кто? спросил Георгий.
Вор! прокричал Валерий Павлович.
Ты не волнуйся, отец, я
Ворюга!
В результате общения с отцом у Георгия Кульчицкого повысилась температура. Градусник бы этого не подтвердил, но туда, где она у него повысилась, не всунешь никакого термометра.
У Георгия Кульчицкого повысилась температура души. Какие там 36,6: автобус встал, асфальт поехал, нахождение во всем плюсов что-то застопорилось; знал бы ты, папа, как меня некогда выставляли вон его отец и с набитым ртом повсюду вставит свое веское слово, но на обезьянах цепь эволюции не оборвалась, Георгий Кульчицкий пьет водку в работавшем строго до десяти кафе на «Автозаводской» и не сразу обращает внимание, что его кто-то настойчиво рассматривает.
До столкновения их взглядов время еще оставалось, но немного: лишь песчинка от неизменного даже потерями Целого.
Заметив не убегающие от него глаза, Георгий Кульчицкий попытался избежать их прессинга путем нелепого уворачивания.
В число слабостей Георгия не входят гневные выступления в защиту сексуальных меньшинств; после ночи с тобой, дорогая Инна, мне не снился Париж, у меня повышенная чувствительность к неподлежащим сметанию преградам, мне будет нечего делать на том свете; настоящий мент видит в темноте не хуже совы, не причем, не причем заключительная мысль не причем. Голова еще не включилась, эти глаза не отстают, выпивший уже немало «Московской» Георгий Кульчицкий осмеливается не закрывать свои и перенастраивает себя на необходимость поздороваться.
Консервативно, без малопристойных речевых оборотов руководствуясь побуждением выяснить к чему бы такая привязанность.
Добрый вечер, сказал он.
Ничуть не пряча от Кульчицкого своих глаз, смотрящий на него Игорь Рутаев, он же демон Жак Бирри, представительный ценитель голоса Френка Синатры и не голоса, но манящих форм его сексапильной дочери Ненси, молча показал Георгию крупный кулак.
Выбрасывая оттуда, как притаившийся в дубраве резервный полк, не что-нибудь, а средний палец.
От плотного прижатия друг к другу губы Георгия Кульчицкого посинели ноздри раздулись. Буканьерским парусом.
Ну, и чего же ты хочешь мне этим доказать? спросил он у демона. Бинарность моего положения или генетическую линейность своих извилин?
Игорь Рутаев ничего ему не доказывает: Жак Бирри сегодня в миролюбивом настроении, поскольку когда в нем идет война, ее последствия сказываются не на нем, а только лишь на живых демон просто выставляет обратно убранный было средний палец.
Довел он меня психану! Придется! подскочив к намеренно задевшему его легко убывающее самомнение демону, Георгий схватил Жака Бирри за средний палец всеми пятью и с хрустом нанес ему принципиальные увечья.
Рухнув соседний на стул, Георгий засмеялся, словно бы добился чего-то фундаментального.