Решив воздать хозяину выстраданное им уважение, Корнилов направился в соседнюю комнату лучшие в мире женщины никогда не признаются в своей тяге друг к другу; Вселенная бесконечна и не одна; Николай Воляев спит в связанных ему дьяволом шерстяных носках усевшись в обитое белой кожей кресло, он по-прежнему наблюдал за изначально предназначенным для театра «Кабуки» Майком Тайсоном. Присутствие Корнилова он заметил только в перерыве между раундами.
Садись, Корнилов, сказал Николай. Садись и даже дыши про себя. Классный бой. Тебе понравиться.
Корнилов сел и, что странно, бой действительно стал его понемногу захватывать по крошке от песчинки. При ближайшем рассмотрении Тайсоном, как мстящим всем и за все воплощением былинной традиции, оказался невысокий негр с весьма крупной шеей и много чего поясняющим взглядом. Правда, бой, который Николай Воляев назвал классным, закончился неожиданно скоро: соперник Тайсона негр с гораздо более основательным ростом допустил черную перчатку к своей черной голове и видимо зря. «Это у него прическа или меховая шапка? Признает ли он истинность слов Оригена, сказавшего, что и звезды впадают в грех? Вечность безумна, под кленом резвятся психопаты, она все-таки вертится она это женщина подо мной, не подо мной, но она вертится» под затихшим на полу высоким негром в следующие несколько недель простыни уже никто не помнет.
Николай Воляев был в восторге:
Нет, ты видел?! Никуда не отходил?! Я этот бой уже раз в десятый смотрю и меня все так же вставляет!
Кубок с отравой за удовольствие твое подниму, доспехи тела моего для впуска яда задеру лишь бы тебя от счастья перекашивать не переставало.
А Тайсон во всех десяти разах победил? спросил Корнилов. Высокому ни разу ни подфартило?
Очень смешно, Корнилов, очень. Да, братец, до охренения А если без шуток, тебе понравилось?
Довольно занимательно.
Испытывающе посмотрев на Корнилова, Николай Воляев заговорил с гнусавым придыханием, словно бы пытаясь пополнить его чем-то воистину сокровенным:
Слушай, а ты сам не хотел бы заняться боксом? В нашем институте ты первый специалист по бабам и, как ты сам говоришь, холодной водке под теплой луной, но у нас в институте еще и боксерская секция есть. Я туда уже три года хожу: тренер у нас ну просто отпадный дядька, настоящий профи как что-нибудь объяснит, покажет, так и не поймешь в здравом ли он уме. Ну, что скажешь?
Бокс это наслаждение для избранных.
?
Но вообще-то свободного времени у меня навалом.
Все, Корнилов, заметано! Тренировка у нас как раз завтра не сомневайся, ты мужик крепкий, тебя на ней до смерти не забьют. Придешь?
Встав у защищающего крепость и широкого глубинами рва, можно попробовать преодолеть его с помощью верности дорожного посоха, или перекинуть на манер моста сам мост поднят и, несмотря на призрачность исходящей от тебя угрозы, ни за что не опустится или разбежаться и рискнуть использовать его в качестве фиберглассового шеста. Но и тут, и там ты только решительно подавишь произрастающие на дне колючки. Захлебываясь в грязевом потоке собственных матерных слов. Выгодно отличаясь лишь от детоубийц.
Придешь? настаивая на получении ответа, спросил Воляев.
Как Господь к своему обелиску: с дорогим венком и весь в бинтах.
Не вздумай, Корнилов, меня разубеждать я это понял в том смысле, что ты согласен. А сейчас пойдем к цыпам. Они нас, наверно, уже заждались.
Нет, Воляев это исключается и без вовлечения цепных псов нарочито клыкастого обсуждения.
К цыпам я не пойду, сказал Корнилов, если завтра бокс, я лучше домой и хорошенько отосплюсь.
В маленьких зрачках Николая Воляева патетично полыхнули рифленые изумруды одобрения.
Правильно, сказал Николай. Режим, брат Корнилов, в спорте главное если плохо выспишься, то уже ничего не поделать: в больнице досыпать будешь. Ну, тогда до завтра?
До завтра. С цыпами поосторожней.
А что? нахмурился Воляев.
Тщетные они какие-то.
Николай Воляев беззаботно рассмеялся:
Брось Корнилов нормальные цыпы. А Тамара, ну просто, цветочек Ну все, давай. Пожимая Корнилову руку, он сделал это с нездоровым энтузиазмом. Не забудь, ровно в шесть.
Проснувшись, Корнилов мгновенно ощутил каждой клеточкой своего не напрасно молодого тела на редкость бесцеремонное похмелье; когда он мутно и медленно огляделся по сторонам, в нем заструилось тяжелое подозрение, что проснулся он явно не дома к примеру, прибить над кроватью ветхий гобелен, имеющий на себе то ли охоту, то ли рыбалку, Корнилов, как человек с ревнивым к дешевым изыскам вкусом, никогда бы не отважился: «я тут один вопреки воле моего хранителя меня не спугнуть петардой, не запугать фугасом, не остановить уверениями, что меня постигнет судьба обыкновенной вши».