Как-то вечером, не пылая, а лишь коптя страстью к общению, Корнилов зашел в гости к своему институтскому знакомому следует отметить, что его туда пригласили. Пригласивший его Николай Воляев был человеком спортивного склада ума, и когда Корнилов снизошел до своего ничего не знаменующего пришествия, он, буйно подрагивая от восхищения, смотрел видеозапись боев с участием Майка Тайсона, что представляло для него совершенно обычную методику по травле тревожившего его состоятельность времени.
Кроме Корнилова, прозы гостевого приглашения удостоились две молодые женщины несколько неглубокой наружности, которые сидели на диване и о чем-то угрюмо молчали. Следуя законам нечасто восходившей в нем галантности, Корнилов к ним неплотно подсел.
Я думаю, сказал он, что если мы озвучим наши имена, поганей нам от этого не станет. Меня зовут Корнилов.
Мягкость его тона пришлась молодым женщинам по нраву.
Тамара.
Клава.
Волшебные имена, усмехнулся Корнилов, ничем не хуже, чем у мутивших воду еще до Ганнибала Гамилькара и Гасдрубала. И чем занимаются в нашей нелегкой жизни их носители?
Легкий, слабый, толчок, но как же они пошатнулись.
Что? спросила Тамара.
Если это что-нибудь гнусное, сказал Корнилов, то только намекните, я понятливый когда мне говорили: «Ты у меня первый», я всегда предоставлял ей возможность сначала передумать, а потом и уйти.
Пеняя себе за бедность предоставленных им по Завещанию генов, молодые женщины невнятно переглядывались, упрекая безвольной властностью взглядов даже ни виноватую в их настроении гитару она лежала на комоде вне чехла и была в такой степени перемотана изолентой, какая выпадает далеко не каждой клюшке.
Ты слышала, Тамара, что он несет? запальчиво пробормотала Клавдия. Похоже, слышала И уже Корнилову. Тебе чего нужно?
Корнилов, может, и улыбнулся, но если и так, то не без язвительной грусти.
Дело продвигается гораздо быстрее, чем я ожидал, сказал Корнилов. Мы уже перешли на сильные эмоции, но я все же не поручусь, что это именно мое сознание пошло неверным путем. Корнилов привстал в полный рост. Я сейчас на минуту отойду, а затем со всей прытью рвану обратно вам приходится жить только здесь, но я не долго: попробуйте сдержать слезы.
Подойдя к густо заставленному пустотами столу, Корнилов взял в руки бутылку вина и, приобняв ее с присущей ему сноровкой целителя, устремил вовнутрь свой спокойный взор. Чтобы определить качество напитка, ему было достаточно просто просмотреть вино на Свет не обнаружив в этой смеси даже намека на ясные искры взаимодействия с божественным, Корнилов поставил бутылку на место прежней стоянки, зацепил вилкой утоньшенный до провисания кружок копченой колбасы, тихо вышел из обманувшей его отсутствующие ожидания комнаты: «До свидания, бывайте, всего наилучшего, ваша радость не была моей» в прошлом феврале Корнилов пил темное пиво с издаваемым лишь у себя дома, в единичных экземплярах, при помощи струйного принтера писателем Семеном «Чоппером» Галинским поддерживать разговор Корнилову было скучно, но он держался:
Свобода-воровка, молодой человек, говорил Галинским, она повсюду, но ее нет нигде; неделями, месяцами я нахожусь в прискорбном состоянии ужасного подпития, а мою книгу мое счастье ее невозможно успешно экранизировать.
У кинематографа для этого недостаточно возможностей? спросил Корнилов.
Для успешной экранизации моей книги возможностей у него действительно маловато.
Но почему?
Она из разряда семейного эпоса, она называется «Набежало, накапало» и она слишком плохая Просто ужасная. Никакой Антониони не потянет
Когда Корнилов выбрался в коридор, у него возник выбор: или уйти отсюда не попрощавшись, или уйти, поблагодарив Николая Воляева за небывалое гостеприимство. Никакого выбора у него, разумеется, не было, но надумав себе, что он есть, вы хотя бы не ставите себе в повинность безжалостно затыкать отдушину похищения вашего лелеемого сумрака хищными гарпиями иллюзий.
«О, летний день
О, ночь зимой
Не он сказал
Ему с собой
Об этом жалко говорить.
Но век прошел
И смех не сшить
Из расписанья облаков
Ушедших сытостью морить
Опять его
Он льет вино
На слабый лик ее огня
И говорит:
«О Боже, я
Опять успел».
Решив воздать хозяину выстраданное им уважение, Корнилов направился в соседнюю комнату лучшие в мире женщины никогда не признаются в своей тяге друг к другу; Вселенная бесконечна и не одна; Николай Воляев спит в связанных ему дьяволом шерстяных носках усевшись в обитое белой кожей кресло, он по-прежнему наблюдал за изначально предназначенным для театра «Кабуки» Майком Тайсоном. Присутствие Корнилова он заметил только в перерыве между раундами.