Мне на совещание
Да. Все верно. Ошибки нет. Вас ждут в приемной первого заместителя. Проходите, товарищ Озолс, прервал его дежурный и многозначительно добавил:
Вас уже ждут.
В приемной первого заместителя председателя ОГПУ помимо сидящей за пишущей машинкой в накрахмаленной белой кофте девицы, находилось еще двое мужчин в костюмах из черного трико. Как только Иварс вошел, тот, что был выше ростом, поднялся со стула и шагнул в его сторону.
Товарищ Озолс? спросил худощавый, с бледным лицом мужчина и вытянул вперед руку.
На секунду замявшись, Иварс, вытащил из внутреннего кармана пальто только что убранные документы и сунул их в ладонь штатского. Тот взглянул на бумаги и посмотрел на Иварса. Затем снова их внимательно перечитал и вернул хозяину.
Извините, товарищ Озолс, служба. Вы можете раздеться, и портфель оставьте здесь, он указал рукой в сторону вешалки на стене.
Иварс повесил пальто, поставил тут же портфель и повернулся к мужчинам. Тут пришла очередь второго охранника. Он ловко подскочил на стуле и распахнул дверь, рядом с которой висела табличка первого заместителя.
Проходите, товарищ Озолс. Ваша очередь, трескотня печатной машинки на мгновенье прервалась, и Иварс услышал голос обладательницы белой кофточки.
«Моя очередь? Почему очередь? только и успел он подумать, переступая порог кабинета».
Грохот трамвая, пронесшегося по Мясницкой, оторвал Иварса от раздумий. Он взглянул на часы и понял, что стоит на улице уже достаточно долго. Не по весеннему холодный ветер развевал полы расстегнутого пальто, проникал к самому телу, но Иварсу холодно не было. Ему все еще было жарко от услышанного на втором этаже.
Совещание длилось чуть более часа и закончилось минут сорок назад. Затем он спустился в столовую на первом этаже, где быстро пообедал и вышел на крыльцо. Все это время он раз за разом возвращался к состоявшемуся разговору. Важность приказа, который озвучил первый заместитель, не вызывала сомнений. И исполнить его нужно любой ценой. Секретность, которую необходимо соблюдать при его исполнении должна быть высочайшая, о чем свидетельствовал и тот факт, что помимо зама в этом разговоре принимали участие всего два человека. Их Иварс лично не знал и ранее не встречался. Фамилий во время совещания никто тоже не называл. Обращались друг к другу по имени и отчеству. К круглолицему зампредседателя обращался не раз и с видимым уважением, называя его Александром Георгиевичем. А вот как зовут второго, Озолс узнал уже в конце совещания. Сухощавый Глеб Иванович предпочитал больше молчать и слушать своих собеседников. А те говорили хоть и эмоционально, но по очереди, не перебивая друг друга, а словно дополняя сказанное до него.
То, что после выполнения задания ему предложили достойное место на Лубянке, о чем первый заместитель не преминул сказать уже в начале разговора, его очень обрадовало. Виду он, конечно, не показал, внешне воспринял спокойно, но вряд ли его состояние укрылось от взгляда опытных чекистов. Озолс хотел очутиться снова в Москве. Просто бредил этой мечтой и не раз признавался себе, что ради этого смог бы пойти на многое. Однако, спустя какое-то время настроение у него стало хуже некуда. Иварс понял, что стал свидетелем тайны, которая может оказаться в случае неудачи его приговором. Вероятно, это не укрылось от глаз проницательного зама. Потому как, прощаясь, он ободряюще похлопал его по плечу и произнес:
У нас говорят, что не гении горшки обжигают, товарищ Озолс, а трудовой народ! Не так ли?
Иварс прекрасно знал русскую поговорку, но вот о гениях слышал впервые. Поправить начальника он не решился.
Да, конечно, не они, Озолс по привычке щелкнул каблуками ботинок, забыв, что одет в штатский костюм.
Ну и очень хорошо. Можете идти, почти по слогам проговорил хозяин кабинета.
Он открыл дверь в приемную и, пропустив Озолса вперед, вышел следом.
Зоя, вроде бы все сегодня?
Ответа Иварс не расслышал. Он взял пальто и портфель и направился к лестнице. Пока спускался вниз, от пришедшей нелепой мысли ему стало не по себе. По спине предательски пробежал холодок. В тот миг слова «белой кофточки» об его очереди уже не выглядели обычным канцелярским шаблоном, а приобретали совершенно иной смысл.
«У страха глаза велики, пытаясь прогнать дурные мысли, припомнил он русскую пословицу и выбежал на улицу».