Я зашел вслед за Юркой в подвальное помещение. Несмотря на ранний час, в нос ударил резкий запах спиртного вперемешку с табачным дымом. У входа две колоритные личности выясняли отношения. Пока лишь междометиями и языком жестов, но чувствовалось, что эта грань скоро будет преступлена. Но исключительно на улице. Маркёр не только наблюдал за внутренней жизнью вверенного ему заведения, но зачастую и вмешивался в нее, иногда меняя ход тех или иных событий.
Вы что, хотите, чтобы нас закрыли!? командирский зычный голос Виктора Ивановича сотрясал бильярдную. А ну-ка, немедленно марш за двери!
Лишь на одном из четырех столов шла скучная, вялая игра. Осоловелыми от выпивки глазами соперники наблюдали за катящимися по изумрудному полю желтыми шарами. В углу на стульях кто-то спал, заглушая храпом работающий музыкальный центр. За занавеской Виктор Иванович с неизменным афоризмом открывал бутылку водки:
Возле вина, ребята, трудно остаться без вины. Желтый от табака, кривой указательный палец назидательно полз вверх, на некоторое время застывал, затем, одновременно соединяясь с кончиками других пальцев, спешил вниз. Превратившись в щепотку, они брали соль, посыпая ее на заранее разрезанный дольками помидор. Была у этого зрелища своя отточенная и ритуальная красота. Как всякий незаурядный выпивоха, обладал маркёр особым южным, полным самоиронии и комических жестов юмором; и всегда это было смешно.
Юрка и еще какой-то тип с восхищенными рожами слушали краснобая-собутыльника. Они радостно и тупо внимали его словам. Открытым мужицким взглядом он, казалось, проникал в недалеко запрятанные наши, еще почти детские, мысли. Вообще-то Виктор Иванович исключение. Для пьяницы он был слишком добрым. Ведь, чем больше выпито, тем больше злобы. Он всегда давал взаймы денег и не требовал их своевременной отдачи, делился со страждущим последним стаканом вина. Когда Пашу-летчика выставила жена, его в своей «однушке» приютил Виктор Иванович, и Паша жил у него довольно долго. Маркёр любил повторять, как бы оправдывая частые возлияния:
Пьянство классическая беда моего ремесла.
Завсегдатаи бильярдной любили с ним выпить. Виктор Иванович был великолепным рассказчиком, балагуром. Он всегда мог объяснить явление, поступок, правительственный указ или постановление. Замедленным говором Виктор Иванович подчеркивал категоричность и неотвратимость того, что должно произойти. Маркёр умел говорить о сложных вещах просто и понятно. А как он заливался соловьем о женщинах! Когда кто-либо заводил разговор на эту тему, то она, как правило, не обходилась без сальности. Виктор Иванович грустно вздыхал, словно жалея автора плоской шутки, и продолжал эту же пошлость, но ненавязчиво ее поэтизировал, возвышая женщину; в конце рассказа ее образ уже был самим совершенством. Однако в конце тирады маркёр, как правило, с грустной улыбкой добавлял:
Нельзя не любоваться этими прелестными озорницами с их неукротимым кокетством, вздыхал рассказчик. Но любоваться лучше издали.
Я понимал, почему мы выбрали в попутчики Виктора Ивановича, а вот почему он выбрал нас? Может быть, у него не было другого пути?
Заметив мою агрессивность в отношении Юрки, маркер опередил меня афоризмом (сколько он их помнил на все случаи жизни?):
Каждый изнемогает на своем собственном пути.
Да не очень вежливо согласился я, но каждый сам выбирает свой путь. Думаю, что при выборе существует лишь один вариант.
Во-первых, с чего это ты вдруг взял, что выбранное будет единственно верным решением? Виктор Иванович прищурился от едкого дыма сигареты, взял свободной рукой изумрудно-зловещую бутылку и, мгновение подумав, поставил ее обратно. Во-вторых, он покосился на Юрку, обычно принято говорить о социально-общественной среде, и я уверен это первооснова. Скажу проще: будь у мужика квартира, машина, любимая работа да добрая баба, он никогда бухать не будет. Человек бывает плохим или хорошим не по своей воле, а по стечению определенных обстоятельств, как правило, после третьей рюмки Виктор Иванович погружался в философские размышления.
Юрка молчал и зло, нехорошо смотрел на стол. Это значит, что сегодня кому-то не поздоровится. Юркина злость будет искать выхода на темных улицах.
Везде грязь, неустроенность, хамство, Виктор Иванович взял бутылку, снова выдержал паузу, но на сей раз плеснул водку на дно стакана. Пил он очень давно и был отлично осведомлен о своей алкогольной мере: когда водка уже не улучшает состояние, а стремительно его разрушает. И ничего нам уже не переделать, потому что мы сами не знаем, чего хотим.