Тарушанский. Пролетарии одеты не по-деревенски.
Прядилов. Работяги?
Тарушанский. Вид простонародный, но я не поручусь, что на фабрике они вкалывают. Чекистами назоветесь, а они чекисты и есть.
Прядилов. Не станут чекисты в вашу не слишком благоустроенную квартиру вселяться. После допросов и расстрелов полный комфорт им для разрядки необходим. Что выйдет из моего замысла, мне неизвестно, но нужно уже открывать.
Тарушанский. Я мог бы представить вас моими знакомыми, пришедшими ко мне об астрономии поговорить
Прядилов. Открывайте.
Тарушанский открывает, и в квартиру заходят управдом Бруткевич, творческие работники Дабунов и Шамчанов, а также бурлящая Лябаева.
Бруткевич. Нехорошо задерживать, людям еще вещи втаскивать, а они у входа без дела топчутся. Скверно, господин Тарушанский. Фамильные колечки припрятывали?
Тарушанский. Их вещи внизу?
Бруткевич. У кого внизу, а у кого в прежней конуре свалены. Кое-кому для начала ознакомиться с помещением требуется. Не доверяют моим словам, что комнаты у вас просторные.
Тарушанский. Вещи внизу. Внизу и останутся.
Бруткевич. Бунтовать вы, кажется, вздумали? Утвержденных жильцов не впускать?
Лябаева. Я вещи назад не повезу! За доставку что могла выложила. Больше ничего не смогу!
Бруткевич. Слышите, как кричит? На дороге у разоренной переездом дамочки вам бы не стоять я провожу ее в комнату, пусть отдохнет.
Тарушанский. Комната занята.
Бруткевич. Отведенную вам комнату вы занимайте, а остальные
Тарушанский. У меня все комнаты заняты.
Бруткевич. С советской властью в распор вы идете. На привлечении вас к ответственности настаиваете.
Судрогин. Управдом!
Бруткевич. Вам от меня что-то угодно?
Судрогин. Выборочный ты мужчина. Нас словно не замечаешь.
Бруткевич. Почему, поглядываю на вас, оценку произвожу
Судрогин. Ушлая сволочь. И при новом режиме в существенные человечки выбиться умудрился. (Алтуфину) Завтра его проверишь.
Алтуфин. Выясню, что у нас на него. Но он вряд ли под своей фамилией управдомом работает.
Судрогин. Основание для вызова на допрос теперь есть. (Бруткевичу) Подозрение нашего сотрудника разве не основание? Он молод, однако умеет очень глубоко заглянуть. А как же, в Чрезвычайную Комиссию талантливых ребят набирают.
Бруткевич. Нам позже нужно прийти мы вам мешаем. Вы же к хозяину квартиры явились. Вопросы о контрреволюционной деятельности ему задавать.
Прядилов. Из привилегированного сословия, значит, враг революции ярлыки, гражданин, вы навешиваете. К человеку, находящемуся под подозрением, мы бы разве вселились?
Бруткевич. Так вы у него живете
Прядилов. Обыкновенное проживание. Без питания. Три комнаты три сотрудника. Заселение сегодня днем произошло.
Бруткевич. У него всего три комнаты
Прядилов. Вас беспокоит, где он сам будет жить? Не догадались, что в коридоре?
Бруткевич. Мы бы ему комнату оставили
Прядилов. Но вы тоже троих привели.
Бруткевич. Мужчины бы в одной комнате разместились.
Судрогин. Интересные у тебя мужчины! Половым извращениям потворствуешь, такой ты управдом?
Бруткевич. Мы приказали в одну комнату их засунуть
Судрогин. В органах власти покровители у них завелись! (Прядилову) Расследуем?
Прядилов. Есть дела поважнее.
Судрогин. Распоряжение Дзержинского извращенцам ничего не спускать. Не может мы его игнорировать.
Прядилов. Попозже займемся
Дабунов. Я извиняюсь, но мне не попадалось, чтобы Феликс Дзержинский данной темы касался. Я бы знал. Мне положено.
Судрогин. Тебе положено знать, что ты безыдейный мужеложец и никто больше. О Дзержинском, паскуда, поговорить со мной хочешь? О руководителем, дорогом мне не меньше, чем мое сердце мне дорого?
Шамчанов. Мы художники-агитаторы.
Дабунов. Агитационные плакаты совместно мы пишем. Для укрепления нашего продуктивного сотрудничества нам и жить вместе сказали.
Судрогин. А жены?
Дабунов. Мы холостяки.
Судрогин. Я холостой и мой друг такой зубы вы заговариваете. Не агитаторы вы содомиты выкручивающиеся.
Шамчанов. У меня в прошлом полугодии четыре женщины было! Половую жизнь чаще, чем регулярно, я вел!
Судрогин. Дарованная мужчине неотразимость наполняет его постель разнообразным богатством. В твоем, представленном нам образе, ни намека на нее я не вижу.