Наскоро созданное подобие боевого строя моментально рассыпалось, и войско Ортеда вновь стало тем, чем оно по сути и было, — беспорядочной толпой.
Ухмыльнувшись, Джарво опустил забрало шлема. Ждать от неприятеля хитрой ловушки не приходилось. Огромная орда беспомощно попятилась, получив лишь первые царапины. Теперь настало время убивать.
— За мной, в атаку, копья наизготовку, рысью — марш!
Горны мгновенно повторили команду генерала, и саванна вздрогнула под копытами шести тысяч могучих коней, несущих на себе тяжеловооруженных седоков. За спиной Джарво в резерве осталась лишь легкая кавалерия, которой предстояло войти в прорыв вслед за закованными в броню рыцарями и развить их успех.
Бронированный вал несся по саванне. Копыта коней-тяжеловозов взрывали почву, оставляя за собой полосу вспаханной земли. Шесть тысяч великолепных доспехов — золоченых, вороненых, полированных — отразили солнце. Шесть тысяч наконечников копий сверкнули, как звезды в ночном небе. Шесть тысяч закованных в латы всадников, и у каждого, помимо копья, пристегнут к седлу или висит на поясе меч, боевой топор, шипастая булава.
Пять полков опытных, знающих свое дело воинов. Тяжелая кавалерия — высочайшее достижение военной науки, результат многовекового опыта. Обычно такая атака направлялась против бронированного кулака элитных войск противника. У Ортеда подобных отрядов не было, и сегодня лучшим рыцарям противостояла многократно превышающая их по численности толпа вчерашних крестьян и ремесленников.
Передовые полки армии Сандотнери расступились, уступая дорогу тяжелой кавалерии. Убрав луки, стрелки взялись за сабли и стали теснить противника по всему фронту. Вслед за тяжелыми полками стала набирать скорость легкая конница резерва. Огромная машина боя закрутилась, и теперь только чудо могло бы остановить ее, развести враждующие армии.
Искаженные гримасой страха лица обернулись к атакующим. Глаза сатакийцев широко раскрылись, рты округлились в отчаянном крике. Не дожидаясь сметающей все на своем пути стальной волны, воины Сатаки, побросав щиты и оружие, бросились бежать. Измученные долгим переходом под палящим солнцем, изрядно напуганные первой неудачей своей конницы и меткими стрелами противника, плохо вооруженные, кое-как одетые и обутые, солдаты Ортеда превратили армию в беспорядочно отступающую, нет — панически бегущую толпу. У людей, которых объединяли лишь страх да желание побольше награбить в легко захваченных городах, не было ни сил, ни мужества, ни желания противостоять слаженной, дисциплинированной тяжеловооруженной армии.
Но и времени на бегство у них не было. Оставалось лишь одно — погибать.
И они погибали — сотнями, тысячами, десятками тысяч. Погибали под копытами лошадей и под ногами своих же ищущих спасения соратников. Самым проворным удавалось прорваться сквозь давящую саму себя толпу, и то лишь потому, что преследователи снизили скорость, не успевая убивать всех, кто подставлял под удар свою голову или спину.
Генерал Джарво, давно оставивший копье в спине какого-то крестьянина, методично орудовал длинным мечом, прорубая путь вперед. Казалось, только законы физики препятствуют более быстрому продвижению его армии. Слишком велико было трение в бурлящей массе людей, слишком вязка и неровна поверхность под копытами скакунов. Изредка встречающиеся очаги некоторого подобия организованного сопротивления не могли сколько-нибудь серьезно повлиять на общую картину боя.
Ворвавшись в гущу сатакийцев вслед за бронированным тараном, легкая кавалерия действовала как волк, попавший в центр овечьей отары. Руки солдат уже ныли от напряжения. Сабли затупились и казались неподъемными гирями. О стратегии и тактике можно было забыть.