— Лиловые цветы?
— Да. Если сварить корни, получишь сильнодействующий яд. Он вызывает острую боль и может убить за несколько часов. Она сказала, что этот яд вызывает онемение тела и дает жертве ощущение, что она летает. Помнишь, что сказал мне Брэндон?
Ньял выпрямился.
— Он думал, что всплывает с постели. Он и мне это сказал, раньше, когда Гвен меня позвала.
— Ньял, я думаю, его отравили. Кто-то убил его. — Она понизила голос: — Мне не следовало говорить тебе об этом. Знание трав — искусство Магии, и непосвященные…
— Сина, я должен знать! — Широко раскрытые глаза юноши стали серьезными, цепкими. — Ты рассказала Фаллону?
— Да. Он выслушал, но сказал, что доказательств нет. В последнее время он озабочен великанским пророчеством… — Грудь Сины сдавило. — Обещай, что никому не скажешь, что я выдала тебе тайну, — прошептала она.
— Обещаю.
— Поклянись, Ньял. Фаллон будет в ярости, если узнает.
— Клянусь. Я никому не скажу, что ты выдала мне тайну. Но это правда, не так ли? Во время охоты на единорога кто-то отравил Брэндона. — Он стукнул кулаком по постели. — Я знал это! Сина, я клянусь Драконихой, что найду убийцу! Кто бы он ни был, я найду его!
Сина вздрогнула:
— Но теперь напали на тебя!
— Странные дела творятся…
Сина посмотрела на Ньяла изучающе.
— Более странные, чем ты думаешь, — осторожно сказала она. — Я не знаю наверняка, но я убеждена, что смерть твоего отца и непогода — части чего-то большего. На Движении Камня… — Холод сковал ее дыхание. — Ньял, я не могу сказать тебе. Хочу, но не могу. Я под заклятием. Фаллон наложил Оковы Молчания на мои губы.
— Что ты знаешь? — настаивал он.
Давление на ее грудь стало невыносимым, ей с огромным трудом удавалось дышать.
— Пожалуйста, Ньял, мне запрещено говорить об этом.
— Ладно, но мне-то не запрещено. Ты ответишь, если сможешь?
Девушка кивнула.
— Твой отец ведь очень часто видится с эйконом?
Давление упало.
— Что за странный вопрос! Отец всегда был Телерхайдовым посланником к эйкону Глису для разрешения споров; чтобы заставить исповедников Новой Веры соблюдать правила, когда они их нарушали… Ньял! О чем это ты думаешь?
— Просто думаю, вот и все. — Он снял примочку со лба. — Она остыла.
Сина забрала у него примочку.
— Сиди спокойно, пока я не наложу бальзам.
Пока Сина нежно втирала мазь в синяк, Ньял продолжал:
— Я говорил с эйконом нынче утром. Он учился Магии, и он, вероятно, знает травы.
— Но как он мог дать аконит Брэндону? Его же не было в Кровелле. Говорят, он вообще редко когда выбирается из Обители.
— Кто-то помогает ему. Поэтому я и спросил о твоем отце…
Сина сильнее надавила на синяк. Ньял взвизгнул и отдернулся.
— Хватит, уже все прошло. — Он встал. — У Брэндона были какие-то догадки, я уверен. Он велел мне не доверять никому…
— Он не мог иметь в виду друзей вашей семьи…
— Никому, — повторил Ньял.
— Значит, Брэндон ошибался! — взорвалась Сина. — Мой отец служит Морбихану дольше, чем ты существуешь на свете! Он любит Древнюю Веру, и он любил Телерхайда! Когда мы с Недом росли, он проводил больше времени с твоей семьей, чем с нами! Чтобы ты обвинял его в убийстве Телерхайда — да это самое подлое, что я когда-либо слышала!
— Подожди, Сина, я не обвиняю его! Но я должен думать обо всех.
— Не о моем отце! С тем же успехом ты мог бы обвинить Фаллона. Или меня.
— Я никого не обвиняю! Но среди лордов есть предатель! Я проверю каждого, пока не найду убийцу!
— Предатель… — начала Сина, но Оковы сдавили ее грудь с такой силой, что она не смогла продолжать. Девушка отвернулась к окну.