Самоё чувство вины а именно оно провоцирует желание «спастись» не только жертвенно-порочно, но и опасно. Признание царица доказательств. Как в отечественном УК. С той лишь разницей, что чувство и признание виновности (греховности) есть фактически легитимизация бытийного зла. Игра в поддавки с «демиургом».
О чувствах и неврозах
Чувства это, конечно же XIX век. Недаром околонаучные «травмы» и «неврозы» так прижилось. Потому что верно. Максимально точно.
Именно травмы и неврозы характеризуют тот спектр экзистенциальных переживаний, что раньше принято было именовать чувствами. Современного, конечно, человека.
Недаром владельцы витиеватых писем как, к примеру, г-н Х и создатель плохого готического романа с мордочкой районной какой-то местечковой крыски или же обиженного хорька выглядят в первую очередь бездарно, во вторую крайне неискренне. Но не той высокой неискренностью, неискренностью Неуловимых, что отличает всякую Личность, Гения, Демонический Субъект, а неискренностью продавца залежалых товаров или что-то вроде.
Современный человек это не ухудшенная копия несовременного, это человек качественно иной. Действительно, радикально изменённая модель. Как правило, в лучшую, а не в худшую сторону, как нам навязывают традиционалисты.
Про Гностического Младенца
Если бы Гностический Младенец (некто, познавший изначально суть бытия) был, что называется, социально адаптирован, то он первым делом бы бежал семьи, затем родины, а потом и самого бытия. Но Гностический Ребёнок, как правило, дезадаптант, часто выглядящий полу-аутистом, мало приспособленный к быту. Поэтому он совершает тот же самый путь, но с точностью ровно наоборот. Так Гностический Младенец превращается в Экзистенциальную Личность.
Здесь быт выступает как демиургическая ловушка. А возможность и скорость социальной адаптации как цивилизационный гешефт.
Инициация текстом
Проблема некоторого непонимания между автором и читателем не в непонятном и нетипичном языке. Мой язык, к примеру, бывает довольно прост и порой брутален.
Дело в том, что текст ныне (современный и идеальный текст) в принципе не обращён к человеку или же обращён к нему весьма формально и условно.
Идеальный текст онтологически неконтекстуален. Поэтому ему нет места в какой-либо градации философской и литературной. Он есть чистая констатация и обращён напрямую к Смыслу. То есть он и есть Смысл.
Смысл же в моём случае субъектен. И не подразумевает мира ни до, ни после себя. Это то, что принято именовать «апокалипсисом смысла». Конечно же, не смысла как такового, но некоего общечеловеческого смысла. Поэтому мне нет места ни среди традиционалистов, ни среди классических гуманистов.
Гарантированное бессмертие
Если и есть чаемое вами (не мной) бессмертие, то оно не в мифической вечности или же истории, оно исключительно в небытии (Ничто) там нет ни вечного возвращения (а значит, смерти), ни лжетрактовок, ни лжеинтерпретаций. Речь идёт об общем небытии как пределе гуманизма, эгоизма, да и всякой идеи в принципе, идеи в окончательном её разумении. О небытии как о некоей сверхдемократической гарантии, апофеозе социального гешефта.
Архаичное понимание власти
Архаичное понимание власти связано в первую очередь с подчинением, со всеми этими ролевыми играми в господина и раба или же их вынужденной имитацией. Современное же рациональное сознание идентифицирует власть непосредственно с возможностью, функциональностью, владением ресурсом и, соответственно, автономностью.
Человек больной
Гуманистический психоанализ, гуманизм как таковой легализовали «человека больного», сделали его предметом интереса, неким чуть ли не абсолютом нового гнозиса. По сути, это было глубоко антигуманным, циническим актом. Больного человека насадили, словно насекомое на булавку, в гербарий культуры, и более никто даже не стремится исправить его отчаянное положение. Более того, ему предписано наслаждаться и гордиться своей болезнью этим сомнительным символом сомнительной «избранности».
Ахиллесова запятая
У «героя», архетипического «героя», всегда есть ахиллесова пята. У меня же нет ахиллесовой пяты. В этом смысле я не герой. Ибо архетипический «герой» всегда демонстрация уязвимости. Религиозно-управленческий конструкт.