P.S. Идея о сверхчеловеке скорее была бы уместна в XIX веке, но никак не в ХХ. Ницше сделал для своего времени всё что мог. Для этого он не сделает уже ничего.
Внесубъектная ловушка
Рассматривая тех или иных персонажей, приходишь к выводу, что внешне наблюдаемые признаки здравомыслия, образованности (и ума) ещё не говорят о наличии субъектности. Как минимум, следует разделять три составляющих субъектности способность мыслить тактическими категориями (ориентироваться в ближнем бою), собственно осознание себя субъектом бытия либо инобытия (небытия), способность к стратегическому мышлению как к высшему целеполаганию, а также умение сопрягать все три состояния в одно способность к волевому синтезу, сводящему все три состояния в единое свойство собственно действие. Например, есть ряд метафизических напёрсточников, которые прекрасно разбираются в текущей обстановке, в истории, но при этом не имеют чётко сформулированного стратегического мышления или целеполагания, давая зачарованной публике взамен давно устаревшие религиозные догматы (как то: ислам или православие), тем самым дискредитируя все собственные субъектные потуги, давая на словах один единственный бонус отвергаемому репрессивному государству, что использует ту же религию как репрессивный механизм.
Бытие как враг
Человек прошлого ищет состояний. Перестав искать «бога», он ищет счастья, состояния вообще. Человек настоящего уже не ищет ни «бога», ни состояния, кроме функциональности, он желает результата, но не процесса, отдаляясь от бытия. Бытие следует понимать как врага Субъекта. Единственная полезная функция бытия быть субъектным ресурсом.
Субъект и смерть
Нельзя отделять материю (физическое тело) от осознания. Для субъекта носителя субъектного мировоззрения смерть существует не в момент смерти (не перед ним), а как перманентный, постоянный факт, как осознание. Если совсем утрировать и упрощать, можно сказать, например, не только «я умру» (когда-то), но «я умерла» (уже сейчас).
Субъект как абсолют
Верующие не только отвергают современный мир, не только желают спасения и чуда, но и полагают, что в этом нуждаются другие. Однако это не так.
Спорить с верующими бессмысленно, ибо они есть слепые, бредущие на ощупь в дебрях лжесмыслов, надиктованных архонтами. Но я всё-таки выскажусь по поводу их ожиданий и проекций.
Итак. Современный мир лучший и идеальнейший из миров. Во всяком случае, для современного человека. Для меня. Современный человек хочет пользоваться цивилизационными достижениями (а они весьма круты), он хочет комфорта и социального успеха. Он хочет гарантий, в том числе гарантий от «чуда».
Это не интеллектуальное кокетство мне действительно не надо никакого чуда, я хочу запланированных и рациональных вещей только. Что же касается смыслов, субъект сам несёт в себе смысл, он и есть тот абсолют, вынесенный (как кажется) за пределы современного философского дискурса. Никакие смыслы, помимо своих собственных, мне не нужны (упростила, конечно, но это для понятности).
Публицистика
Цивилизация хаоса
Что такое хаос? Для многих это синоним беспорядка. Упрощённое системное определение состояния некоей области, где всё «не так» и не на своих местах. Однако если рассматривать силы, которые занимаются разрушением старого и созданием нового, то хаос оказывается высшим потенциальным порядком.
Как это выглядит на практике?
Всякий раз, совершая действие в современном мире, мы должны учитывать максимально широкий спектр возможных исходов, последствий, а также их комбинаций. Поэтому политика превращается в поле информационной борьбы ещё до того, как любые активные телодвижения произойдут в физической реальности.
И чем быстрее одна из сторон прибегнет к силе в любом её проявлении, будь то война или экономика, тем больше практически непросчитываемых последствий она породит и, соответственно, неизбежно проиграет уже в среднесрочной перспективе. Потому-то накачивание геополитических мышц и милитаризация выглядит не самой правильной и рациональной стратегией.
В эпоху глобализма хаос становится универсальным и эффективным средством осуществления политической воли, но иллюзия единства и общей методологии исчезает, когда в дело вступают конкретные инициаторы, проводники и исполнители. Почему так получается? Ответ на этот вопрос лежит в области уникальных свойств политического субъекта.