— Стукнулся о спинку кровати, — уныло сказал Варт.
Няня немедленно прижала его к широкой груди, прихлопнула по спине и сказала:
— Ах, голубок, голубок. То же самое говорил мне сэр Эктор, когда я ловила его с синяком под глазом лет сорок назад. Крепче чем в хорошей семье нигде за хорошую ложь не держатся. Ну пойдем, невинная крошка, пойдем на кухню, там мы враз прилепим тебе на рожицу отличный кусочек мяса. Но ты все таки не дерись с теми, кто здоровее тебя.
— Да все в порядке, — снова сказал Варт, которому вся эта суета была противна, но судьба решила его покарать, и старая дама была непреклонна. Прошло полчаса, прежде чем он смог ускользнуть от нее, да и то пришлось унести с собой сочный шмат сырого мяса, который он, как предполагалось, будет прижимать к подбитому глазу.
— Ничто лучше хорошей вырезки не вытягивает гуморов, — сказала няня, а повариха добавила:
— Да мы тут с самой Пасхи такого лакомого кусочка не видели, и такого сочного тоже.
— Отнесу эту дрянь Балану, — решил Варт и возобновил поиски учителя.
Он без труда отыскал его в башенной комнате, которую тот выбрал еще в день своего появления в замке. Все философы предпочитают жить в башнях, в чем можно убедиться, посетив жилище, выбранное Эразмом в Кембриджском колледже, но башня Мерлина была даже красивее той. Не было в замке покоя выше этого, он располагался прямо под сторожевым постом главной цитадели, и из его окна взгляд мог привольно блуждать по общинному полю, — коим по праву владели кролики, — по парку, по ловчему полю, пока, наконец, не терялся среди далеких синеватых верхушек Дикого Леса. По этому морю древесной листвы катились, как по овсам, бугристые волны, под конец растворяясь в дальних горах, где никто никогда не бывал, в облачных башнях и роскошных чертогах небес.
Замечания, сделанные Мерлином по поводу подбитого глаза, носили чисто медицинский характер.
— Изменение цвета, — сказал он, — вызывается кровоизлиянием во внутренних тканях (экхимоз) и проходит стадии от темно лиловой через зеленую к желтой, а затем пропадает.
На это возразить было, вроде бы, нечего.
— Я полагаю, — продолжал Мерлин, — ты получил его, подравшись с Кэем.
— Да. А откуда ты знаешь?
— Ну, уж так уж.
— Я тебя искал, чтобы поговорить насчет Кэя.
— Говори. Требуй. Отвечу.
— Ну вот. Кэй считает, это нечестно, что меня ты все время в кого нибудь превращаешь, а его нет. И я тоже считаю, что это нечестно.
— И я так считаю.
— Тогда в следующий раз, как будем превращаться, ты преврати нас обоих.
Мерлин уже позавтракал и теперь попыхивал пенковой трубкой, по прежнему заставлявшей его ученика думать, что он дышит огнем. Вот и сейчас он основательно затянулся, оглядел Варта.. открыл рот, чтобы что то сказать, передумал, выдохнул дым и еще раз набрал полные легкие.
— Порой, — сказал он, — жизнь вообще кажется нечестной. Известна тебе история про Илию и Равви Иаханана?
— Нет, — сказал Варт.
Он выбрал на полу местечко поудобнее и смиренно уселся, сообразив, что ему предстоит, как в случае с зеркалом, выслушать некую притчу.
— Этот Равви, — сказал Мерлин, — отправился странствовать вместе с пророком Илией. Шли они целый день и к ночи дошли до скромной хижины бедняка, у которого только и было богатства, что корова. Бедняк выбежал из хижины вместе с женой, чтобы пригласить к себе путников на ночь и предложить им все то нехитрое гостеприимство, какое могли они дать в их стесненных обстоятельствах. Илия и Равви получили в изобилии молока, и в придачу к нему домашнего хлеба и масла, и их уложили спать в лучшую кровать, в то время как смиренные хозяева легли в кухне перед очагом. А поутру корова бедняка оказалась мертвой.