Хочешь, я ей позвоню? спросил отец.
Даже если они произнесут одно и то же слово, Джейни понимала, что значения у него получатся разные: контексты были разные и сами Джейни тоже разные, но факт пересечения был очевиден, контакт не подлежал сомнению!
Вот только верхняя Джейни не собиралась доставить это удовольствие ни одной из нижних. Она и не думала позволить новой Джейни произнести то самое слово, и не думала допустить, чтобы связь возникла, ремешок защелкнулся. Она хотела утаить это слово от обеих, удержать его в своем крепком кулачке (читай: сердце). Но прежняя Джейни подлинная, лучшая, та, которая могла бы жить дальше и добиться славы, или по меньшей мере счастья, или по меньшей мере хоть чего-нибудь, если бы не допустила одной-единственной чудовищной ошибки, та Джейни была из них троих самой сильной. Другие две были лишь тени, тающие в ярком свете. Если кто и мог объединить обеих Джейни, то только она одна. Прежняя Джейни произнесет то, что нужно, и, если новая ее услышит, она произнесет это вместе с ней. Прежняя Джейни приготовилась раскрыть рот. Полет, сознание, время: могло произойти что угодно, даже то, чего никак не могло произойти. Джейни напрягла слух. Она скажет нет? Или да?
* * *Кливленд знала ее под именем Оливия. Ей было семь, когда ясным субботним вечером Оливия Флорес впервые появилась у них в доме. Кливленд в это время складывала и разбирала на полу вселенную из пуговиц: галактика Сигара, Андромеда, комета Галлея с блестками. Ее мать склонилась над тем, что получилось:
Ну-ка, что тут у нас?
Но юная Оливия в платье с турецкими огурцами и с красной помадой на губах едва глянула на пол.
У Юпитера шестьдесят семь лун, а не десять, как у тебя тут. И ты, кстати, знала, что в открытом космосе абсолютная тишина? Там нет атмосферы, и звуку не в чем перемещаться.
Кливленд уже тогда большинство людей не нравилось, поэтому, когда она бросила черную дыру из крышки от бутылки и выпрямилась, сидя на полу, ее мать облегченно вздохнула.
Оливия пришла в ту субботу и потом приходила еще в несколько последующих суббот и в другие дни недели в безрассудной попытке спасти брак родителей Кливленд (план сработал, но некоторым людям лучше расстаться, чем продолжать жить вместе). Кливленд нравилось собирать детали будильников и прыгать на мини-батуте, но Оливия потащила ее выпрашивать сладости у соседей на Хэллоуин, никому не удавалось увлечь ее этим с тех пор, как девочке исполнилось четыре. Оливия настояла на том, что им необходимо создать группу из бубна и ксилофона, несмотря на очевидное отсутствие у Кливленд способностей. Оливия обучила ее испанским глаголам, таблице Менделеева, вальсу (сохранилось видео, где Кливленд отважно покачивается по застекленной террасе), печальной истории взлетов и падений трудовых прав в этой стране, и как приготовить тако. Оливия была умна, образованна, красива и честолюбива. Рядом с клецкоподобными родителями Кливленд Оливия казалась девочке воплощением всех лучших человеческих качеств. Она приходила посидеть с Кливленд в течение пяти лет на год дольше, чем представлялось необходимым матери Кливленд (но что плохого в том, чтобы платить человеку за дружбу с твоей дочерью?), а потом бесследно исчезла.
Кливленд получила открытку с высотными зданиями, потом еще одну со статуей, и больше ничего. Шли годы, она скучала по своему бебиситтеру, до нее доносились слухи о ее далекой жизни (дочь, шумный город), она вспоминала о ней в трудную минуту, плакала, когда узнала о ее смерти. Короче говоря, так ее больше и не увидела.
В тот день, когда Кливленд забрала курицу, в тот оцепеневший день, похожий на все прочие февральские дни в Айове, исполнялся двадцать один год с тех пор, как она видела Оливию в последний раз, не такой уж и долгий срок, как может показаться. Она по-прежнему пристально наблюдала за тем, как собираются и разбираются вселенные, только теперь они были меньше, и в них не было комет и планет, зато были птицы, экскременты и оборудование, словом, это были птичники. Не такие, как когда-то давным-давно, не старомодные и антикварные, не тот выкрашенный красной краской дощатый домик национальный символ с курами, стойлом для лошадей и вилами, а птичник наших дней, с мощными машинами, массивными роботизированными суперкомпьютерами, мегафауна, созданная человеком. В тот день, когда она забрала курицу, Кливленд стояла перед одним из таких птичников: длиной в четыреста восемьдесят футов, почти полтора футбольных поля или четыре самых крупных динозавра из всех, что когда-либо ходили по нашей планете, выстроенных друг за другом (ей нравился этот образ), одна только эта махина пропускала через себя сорок миллионов яиц в год нормальная цифра для птичников такого рода, но для кур рекордная яйценоскость в истории.