– Останется огонь в очаге, – ответил Парацельс. – Если бросить розу на угли, ты решишь, что она сгорела, а пепел подлинный. Но я тебе отвечу, что роза вечна и что меняется лишь ее облик. Стоит мне сказать одно лишь слово – и ты снова увидишь ее.
– Одно слово? – удивился ученик. – Но ведь горн потух и перегонные кубы покрыты пылью. Как же ты воскресишь ее?
Парацельс печально взглянул на него:
– Горн потух, и перегонные кубы покрыты пылью. На этом участке моего долгого пути я пользуюсь другими средствами.
– Не смею спрашивать какими, – то ли трусливо, то ли смиренно сказал ученик.
– Я говорю о том, что послужило божеству для создания неба, земли, незримого Рая, где мы обитаем, сокрытого от нас первородным грехом. Я имею в виду Слово, которому учит нас каббала.[3]
Ученик холодно ответил:
– Сжалься, покажи, как исчезает и вновь появляется роза. Не имеет значения, воспользуешься ты перегонным кубом или словом.
Парацельс задумался.
– Если б я и поступил так, ты бы сказал, что это – одна видимость, обман зрения. Чудо не даст тебе веры, которую ищешь, оставь розу в покое.
Юноша глядел все так же недоверчиво. Учитель заговорил громче.
– Кстати, кто ты такой, чтобы входить в дом к учителю и требовать чуда? Что ты совершил, дабы заслужить такой дар?
Ученик затрепетал:
– Я знаю, что не совершил ничего. Во имя тех долгих лет, когда я буду учиться в твоей тени, молю, дозволь увидеть пепел и затем розу. Больше ни о чем не прошу. Своим глазам я поверю.
И вдруг он схватил живую розу, оставленную Парацельсом на подставке, и швырнул в огонь. Цветок обуглился; осталась одна щепоть пепла. Бесконечно долгое мгновение он ждал слов и чуда.
Парацельс лукаво произнес:
– Все медики и аптекари Базилеи твердят, что я – мошенник. Боюсь, они попали в точку. Этот пепел был розой, но розой больше не будет.
Юноше стало стыдно. Парацельс – шарлатан, убогий мечтатель, а он, наглец, ворвался к нему и требует признаться, что вся его знаменитая магия – ложь.
Он опустился на колени.
– Я вел себя непростительно. Мне недоставало веры, которой требует от верующих Господь. Пусть пепел останется пеплом. Я вернусь, когда окрепну, и стану тогда твоим учеником, и в конце Пути увижу розу.
Говорил он с чувством, но то было чувство жалости к старому учителю – такому почтенному, жалкому, знаменитому и в конечном счете такому пустому… Да кто он такой, Иоганн Гризебах[4] , чтобы осмелиться кощунственно сорвать маску, под которой пустота?
Оставить Парацельсу деньги значило унизить его подаянием. Уходя, он сгреб их в мошну. Парацельс проводил его до лестницы и сказал, что в этом доме ему всегда будут рады. Оба знали, что больше им друг друга не увидеть.
Парацельс остался один. Но прежде чем загасить лампу и опуститься в усталое кресло, он высыпал в горсть нежный пепел и тихо произнес какое-то слово. Роза воскресла.