Что за странное название для банды? Что-то индейское, хотя на индейцев вроде не похожи. И вообще, почему их копы не задержали в таком виде? Или они уже здесь переоделись, типа для моего устрашения что ли? Только что-то я никакого страха-то не ощущаю. Видать, совсем инстинкт отключился. Помню, муж говорил, что в такие моменты меня лучше не злить, потому что у меня мозги отключаются, и я думаю явно не тем местом, каким надо, а они меня уже начинают злить, и очень сильно».
— Значит, ты у них за главного… Я бы хотела с тобой договориться: я тебе даю денег, много денег, и мы расходимся полюбовно. В полицию ничего заявлять не буду. Ну что, договорились?
— Мы тебя не можем отпустить — ты слишком много видела.
— Я обещаю, что ничего не скажу.
— Да что нам твое обещание…
— Слушай, придурок, заткнись, когда старшие разговаривают.
— Ах, ты шенка.
Он ринулся на Анну, но она стояла неподвижно, когда он уже в плотную подошел к ней, она сделала выпад, и он оказался на земле лицом вниз, а Анна сверху, вывернув ему руку.
— Еще раз попытаешься так сделать, умрешь!
«Оказывается, не зря я проходила шесть лет на айкидо — все-таки пригодилось. Только откуда эти слова взялись? А, ладно, потом разберусь».
Анна краем глаза заметила, что у всех мужчин оружие треугольной формы направлено на нее. Она без спешки поднялась и отпустила руку Заига. Он тут же вскочил, отошел на несколько шагов, и, смотря на нее со злостью, остановился.
— Уберите панколы. Как ты это сделала? Хотя нет, не КАК, а ГДЕ ты этому научилась?
Мужчины стали нерешительно убирать «треугольники». Анна наблюдала за их движениями, только Кинар, был без «треугольника», но, как и все, смотрел на нее с удивлением.
— В клубе. Два раза в неделю. До 18 лет, а потом надоело.
— Я не совсем понимаю, что ты говоришь.
— Чего непонятного? Ходила учиться лет шесть, потом приелось, бросила.
— Ты ходила учиться этому, и тебе разрешал твой хозяин?
— Какой еще хозяин, у меня нет никакого хозяина.
— Кинар, разве ты не видишь: она все врет?! Я же говорил, что она за нами следила!
— Слушай, отстань а! Тебе что, мало? Хочешь еще?
— Да я тебя…
— Прекратите вы, оба! Собирайтесь, мы уходим. Обсудим это потом.
— А может, вы меня все-таки отпу-у-устите?
— Нет, ты пойдешь с НАМИ!
С этими словами он повернулся к кустам, из которых они вышли, и во что-то дунул. Анна не поняла, что это за звук, и не видела, из чего он исходит, но поняла, что он кого-то зовет. Все смотрели в ту сторону, но через несколько минут она услышало шум, исходящий из той стороны, в которую смотрели мужчины.
«Может, мне попробовать от них убежать, пока они на меня не смотрят…»
Она уже стала осматриваться: в какую сторону ей бежать, когда заметила, что Заиг с «луком» стоит у того же дерева, у которого она первый раз его заметила, и наблюдает за ней. Анна тут же приняла непринужденную позу и стала делать вид, что тоже смотрит в ту сторону, откуда слышен шум.
«Чтоб этого заику! Такую возможность из-за него упустила, а все остальные как будто и не боятся, что я сбегу».
Шум стал усиливаться, и Анна действительно обратила внимание в сторону, откуда шел шум. Вскоре шум превратился в сильный гомон, и через мгновение из кустов выскочил табун лошадей. Они были все оседланы. Лошади не остановились, а стали кружить на поляне вокруг людей. Анна обратила внимание на то, что лошади были какой-то странной масти. В бурную юность, когда она увлекалась всем подряд, из-за этих увлечений у нее не оставалось времени ни на что другое, туда входило и обучение верховой езде (3 года), но такую окраску она видела впервые. Все были одинаковые, как будто одна лошадь, окраска состояла из трех цветов: черного, коричневого и серого, как мокрый асфальт.