За уроки браться не хотелось. А в художку мне только на следующей неделе.
Мне не терпелось увидеть Кирюху. Прикинув, где бы он мог находиться с температурой под сорок и больным горлом, я выключила телик и открыла окошко. Рамы у нас старые, но мать считает, что они в «очень приличном состоянии». С усилием дергая одну из них, я случайно ударила себя по запястью. На пол посыпались сухие клочки белой краски. Чертыхнувшись, я высунулась наружу. В свой короткий свист я вложила злость и призыв. И в ответ услышала почти такой же, а следом надсадный кашель. Кирюха, как я и думала, на крыше. Ну где же еще? Он с этой крыши все лето не слезал. И из обычного бледного привидения превратился в смуглого пуэрториканца.
Позабыв все мамины указания насчет ключа, я выскочила на лестничную площадку, поднялась на несколько ступеней и влезла по железным перекладинам под самый потолок. Дверь там обита дерматином, из которого торчит грязно-серый, как ноябрьские тучи, утеплитель, и она всегда заперта. Но если очень захотеть, то можно открыть любой замок. И мы с Кирюхой знали, как открывается этот.
Миновав чердак с его пыльным полумраком и уютной воркотней голубей, я осторожно вылезла на крышу и маленькими шажками направилась в обход дверного выступа. Железный лист тут же заходил ходуном, и под подошвами завибрировало. Кирюха оказался совсем близко, за печной трубой. Он лежал на клетчатом красно-синем пледе и курил. Я плюхнулась рядом.
Смотри, я вытащила телефон и сунула ему под нос.
Танкер сильно бесилась? ухмыльнулся он.
Ага. Вон, гляди, я перелистнула фотку, всё плакатами завесили, только кончик пальца торчит!
Значит, никто ничего не видел?
Кому надо, увидели! Машка наверняка раньше всех приперлась, она ж ведущая, я скорчила презрительную гримасу и вдруг вспомнила: А! Еще у вас новенький в параллельном!
Да насрать! Меня и старенькие-то не слишком волнуют. Кир затянулся и надсадно закашлялся.
Ему пришлось сесть. Я тоже поднялась и постучала его по обтянутой белой футболкой спине. Формально она была белая, но Кирюхино пренебрежение к бренному бытию сделало ее вполне живописной: кое-где виднелись черные полосы, а сзади красовалась лично мною нарисованная граффити-надпись из трех букв. Кирюха шутил, что, когда я стану всемирно известной художницей, он продаст эту футболку за бешеные деньги. Но я не верила, что он так сделает, слишком дорого ему собственное имя, написанное моей рукой.
Прекрати! он передернул плечами. Хватит меня колотить, я ж не подавился!
Мне нравится причинять тебе боль, мальчик! голосом киношного маньяка проскрежетала я.
Это уж точно! Кирюха засмеялся и опять закашлялся.
Потом он растянулся на пледе, закинув руки за голову.
А ко мне Муся вернулась, не открывая глаз, похвастался он.
Поздравляю!
Беременная.
Я прыснула:
Ну да, кошки, они ведь лучше девушек?
Кошка никогда не притворяется, серьезно согласился Кирюха. Если ты ей нравишься, она трется о твои ноги и прыгает на колени.
Ты хочешь, чтобы девушки сами прыгали тебе на колени?
Глупая ты, Сонька! Кошек я готов опекать всех, с девушками иначе.
Ты бредишь, Кир! Какая у тебя температура? Я ощупала его лоб.
Выхватила у него изо рта сигарету и щелчком отправила за пределы крыши.
При твоей астме курить смерть!
Софико, какая ты не в меру заботливая, проворчал он и нехотя поднялся. Эта была последняя! Сходи купи, а? Он остановился, прижал плед к груди и состроил трогательно-щенячьи глаза.
Я не повелась, а начала осторожно спускаться к выходу. Медленно ступая, сосредоточенно сопела и не сводила глаз со своих кроссовок. И вдруг Кирюха возник передо мной. Внезапно, как черт из табакерки!
У! Он сделал вид, что толкнет меня. Но мне было не до шуток.
Придурок! заорала я, выпрямилась и замахала руками. Мне казалось, что сейчас я кувырком полечу вниз, в серый прямоугольник двора.
Чем больше боишься, тем выше шанс грохнуться! Расслабься, изрек Кирюха и удержал меня за руку. Что это? переключился он, увидев свежий фиолетово-багровый синяк, который я заработала, открывая тугую раму.
Иди лесом, Кир! снова заорала я в бешенстве, но руку не отобрала пусть Кирюха и ненадежная, но все-таки опора. Сам расслабься!
Пожалуйста, ухмыльнулся он, разжал пальцы и, весело насвистывая, направился к краю.