Густой сон всё так же катился.
Но разбуди Марусю, и она не ответила бы, что страшнее: быть уже двенадцать месяцев под следствием или видеть то с гримасой отчаяния и муки лицо?
Вдруг Маруся широко открыла рот, словно ей не хватало воздуха, и проснулась. Тревогу её смягчил электрический свет, полетевший пятнами по комнате. Больше девушка в постель не ложилась: глядела на дрожание ночи и мерное кружение пушинок снега за окном.
Письмо гражданина Головёшкина Генпрокуратура перенаправила в прокуратуру областную, ну а та в районную. Татьяна Алексеевна, узнав об этом, тяжко вздохнула: «Эх, закон для них не писан»
Поняла, что ли? мрачно дёрнул щекой Алексей Александрович. Сапожность процесса! Говорят же, что действительность всегда отзывается сапогом.
Эх!
Мать этой шлепохвостницы не уволили, не отстранили
И сколько ж этой дадут?
Два года колонии-поселения.
Нам, значит, тоски по самое горло, а ей два года женщина осеклась. Перед ней будто бы стояла Маруся, тощая, как японка. Маленький узкий лобик, жёлтые тени на висках. Она выглядела болезненно ещё и потому, что на шее у неё билась жилка.
В Татьяне Алексеевне что-то нагорело и лопнуло. Она упала на кровать, уткнулась в подушку лицом. Алексей Александрович блестевшими пьяным блеском глазами смотрел на жену и говорил: «Ну, будет, будет» Один отверженный человек как мог утешал другого.
Солнце за окном сделалось красным, огромным и тяжёлым, и вскоре всё заволокла ранняя тьма.
* * *В год юбилея Великой Победы Маруся Наших была амнистирована и в колонию-поселение не попала. Головёшкиным же стала приходить «компенсация». Слала её мать Маруси почему-то частями и почему-то в праздники: по тысяче рублей к Новому году и Рождеству, полторы тысячи ко Дню защитника Отечества.
Дикобраз
Людк, а Людк!
Чё-о?
Как Дикобраза зовут?
Дикобраз.
Это кликуха А имя?
Не знаю, Толя, я его имя Щас он придёт, спросишь.
Неудобно ж
Тогда чё пристал? И вообще, чё лапишь меня?
Когда я тебя лапил? Залила шары
Да пошёл ты, Скляр!
Ладно, Людк, не бузи! Да не бузи, говорю, убрал я руки
То-то же!
А вот и Дикобраз Привет!
Привет, Скляр! Привет, Людк!
Как живёшь-дышишь?
Так, по-серенькому
Бывшая, что ли, бузит?
Ага, к сыну не пустила.
Зараза!
Не понял вы уже бухаете?
Да капель пять всего Вот, Дикобраз, держи кубок!
Дикобраз грузно опустился на парковую скамейку, выпил самогона и судорожно вздохнул в сторону немых голубеющих цветов.
Закуси Тушёнка, пюре, леденцы для свежего дыхания трапеза, достойная принцев.
Да-да, покушай поддержала предложение Скляра Людка.
Куда столько плещешь? забрал у Толика бутылку блескоглазый Дикобраз. Всё разливаю я
Скляр задвигал щуплым туловищем, протестовать же не стал. Но когда выпили, заскулил:
Плесни в кубки!.. Плесни ещё!
В ответ получил кивок.
В тушёночном жирке Дикобраз разминал хлебную корку.
Разгулялись на славу Как говорится, от жидкостей к твёрдым телам Молодец, Людка!
Я чё, я ничё
Кормилица поилица, осклабился Толик. Сейчас, дайте-ка вспомнить Ага! К его ногам летит букет, а в нём от дамочки привет.
Наплетёт вранья и верит сам в свои бредни, вскинулась Людка.
Пусть букета не было, ладно Но тебе же Дикобраз нравится? сделался елейно-масляным Скляр.
Улыбчивый взгляд женщины говорил, что она не сердится. Это придало уверенности Скляру.
Как бы сняться с мели, а Людк?
Ещё бы выпил, да денег нет?
Нет как нет, ты права Снимешь с мели?
За бутылкой пойдёшь сам
Ой, пойду, Людк, пойду.
Пока Толик ходил, рыжебородый Дикобраз говорил женщине об отношениях с сыном «подростком умненьким и добрым», о бывшей жене «тонкогубой гарпии», о музее «хранилище человека, где когда-то работал» и даже о появившейся на небе звезде «маленьком тычке в темноте».
Гургургулили голуби.
Прям как вы воркуют, принял наисердечнейший вид Скляр.
Вернулся нахмурился Дикобраз.
Толик не заметил перемены в приятеле и начал рассказывать о саранче:
Не поверите, саранча на крыло встала. Набережную вы следите всю залепила Прёт за Волгу, в степь
Казнь египетская.
А вчера ты тёр, что лягушки казнь египетская.