Я уверен, моя госпожа.
Он не стал объяснять ей очевидное. Слишком устал. Он зевнул и заснул крепким сном. Утром его ожидал важнейший поединок в жизни.
Эсгель долго слушала ровное дыхание Раэля. Потом осторожно, стараясь его не разбудить, положила ладонь ему на раненую щеку. Большим пальцем коснулась его губ. Надьяр Таэль немного ошибся: это ей рядом с ним было трудно уснуть, а не наоборот. Ей хотелось, чтобы он снова обнимал её тело. Гаэль сказал, что пока еще можно, только без особых грубостей. Но будить Раэля ей было жалко.
Матушка, ну что хорошего в замужестве? спросила Эсгель, когда Великая Княжна в очередной раз укладывала ей волосы перед балом. Четыре раза в год Эсгель должна была там появляться, не реже. С момента её восемнадцатых именин прошло уже пять зим, а свыкнуться с мыслью о том, что вскоре ей предстоит самой устраивать балы, она так и не смогла.
А что плохого?
С утра до вечера заниматься шитьем, посещать светские приемы и слушать болтовню о поэзии. Матушка, это же ужасно!
Если смотреть с твоей точки зрения, то да, улыбнулась матушка. Но я не сомневаюсь, что после свадьбы ты изменишь свое мнение.
Это почему же?
Матушка положила ей руки на плечи и сказала на ухо:
Потому что после того, как он обнимет твоё тело, ты перестанешь воспринимать замужество как наказание. Я тебе обещаю.
А если я не хочу? Эсгель посмотрела в глаза матушке. Та уточнила:
Не хочешь что?
Не хочу, чтобы он вообще ко мне прикасался. Он же меч в руках нормально держать не может! Мне даже думать о нем противно!
Разок потерпишь, потом привыкнешь, вздохнула матушка. А потом и полюбишь.
Балы я до сих пор ненавижу, матушка, с сомнением в голосе произнесла Эсгель.
Тебя послушать, сестрица, сказала Мриэль. Так ты бы лучше отдалась тому жуткому молчуну со шрамом на лице! У меня от него мурашки!
Не смей! Эсгель внезапно вскочила и влепила болтливой сестре пощечину. Такие, как он, проливали свою кровь, чтобы такие как ты могли спать спокойно! Не смей называть его жутким!
Она права, Мриэль, произнесла матушка. Хэккийцев могут называть жуткими только враги.
Оторвать бы ей язык, тихо вздохнула Эсгель. Она любила обеих сестер, но пренебрежения к сотоварищам не прощала даже отцу.
Небо за окном начало алеть. Эсгель поцеловала Раэля. Тот открыл глаза.
Всегда бы так просыпаться, он улыбнулся, потянулся и встал.
Раэль, она тоже встала. Может, все же лучше я?
Я настолько никчемен, моя госпожа? вызывающе спросил он.
Я боюсь тебя потерять, Раэль. Он имеет право тебя убить.
В случае моей смерти ты одна не останешься, чего не могу сказать о себе.
Прости, Эсгель обняла его. Он вдохнул запах её волос, осторожно выбрался из её объятий и отправился в тронный зал. Эсгель довольно улыбнулась и побежала в восточное крыло. Ей нужно было одеться подобающим образом.
Внезапно дорогу ей преградил княжич Итэль. Вчера в белом дворце она его не видела.
Вы напугали меня, надьяр, холодно сказала Эсгель и поклонилась.
Княжна, мне нужно с вами поговорить.
Простите, надьяр Итэль, но я очень спешу.
Всего несколько минут, княжна, он снова преградил ей дорогу. Эсгель решила, что проще будет выслушать его.
Я надеюсь, что это что-то крайне важное, надьяр.
Полагаю, что да. И вряд ли приятное, Итэль опустил глаза, потом посмотрел на девушку. Ваш отец разорвал помолвку, княжна. Это вполне естественно, учитывая, что вы единственная дочь надьяра Таэля. Но я хотел бы знать: вы, княжна, не будете против, если я посватаюсь за вашу сестру?
А почему я должна быть против? потупилась Эсгель. Потом она быстро обняла его и сказала: Я от всей души желаю тебе счастья, Итэль. Увидимся в тронном зале.
Она стремглав понеслась в свои покои. Уже почти рассвело. Кто-то заботливо разложил парадный мундир на её постели. Эсгель про себя удивилась, решив подумать об этом потом. Приладив к поясу тхинак, она побежала в тронный зал.
Всю официальную часть она пропустила, но правила она и так знала: слишком уж часто представлялось ей, как она сама сражается за звание Главы Хэку. Хэккийцы образовали круг в центре тронного зала. Эсгель встала возле Князя. Неподалеку она заметила надьяра Заэля, и Лесного Княжича. Северный княжич изо всех сил старался не зевнуть, но глаза его неуклонно слипались. Рядом с Великим Князем, на черной бархатной подушке покоился широкий стальной венец хэккийского Главы.