Я открыл было рот, чтобы возразить, но Третьяков меня оборвал:
Гроши. И не пытайтесь меня разуверять. Вы согласны?
Я прикусил губу. Это, действительно, было выгодное предложение.
Ну же, Иван Николаевич, не сомневайтесь. Не сама ли Судьба предлагает Вам беспроигрышный билет?
2 ГЛАВА
ОЛЕСЯ
Карелия. Ильмее. 2 июня 1989 года. 20:00
Олеся подоила корову и теперь, опершись на покосившийся забор, прищурившись, смотрела на закат. Он был похож на вселенское зарево, на великий пожар, дымившийся где-то далеко за лесом, куда они с бабушкой не раз ходили собирать маслята и грузди.
Лето началось зноем. Вязкая липкая жара изнуряла и обессиливала. Духота билась пульсом в нагретом парном воздухе. Мошки роем вились в воздухе почти невидимые крошечные существа, похожие на английских фей. Они выписывали невероятные фигуры, кружась на одном месте. Девушка любила такие вечера. Иногда ей казалось, что в эти минуты она находится будто бы в ином мире, пьёт божественный нектар вечности, постигает суть вещей, видит душу Бога.
22:01
Прогуляемся до озера?
Тоня догрызла маковую сушку и с надеждой смотрела на Олесю. Та допивала чай с гвоздикой.
Уже поздно, отказалась Олеся, я устала, а завтра рано вставать.
Ну, ты и зануда, фыркнула Антонина, по привычке взбивая рукой свою задорную рыжую шевелюру. Сейчас белые ночи. Да ты посмотри, какая красота вокруг!
Олеся молчала.
Ты меня, конечно, извини, хмыкнула подруга, но теперь я понимаю, почему Гришка тебя отшил. Леська, ты зануда. Такая погода! Ну, ты чего?
Спасибо, что напомнила про Гришку, на глаза Олеси навернулись слезы. Извини! Я спать.
Ну и до свидания. Завтра я уезжаю, так что не знаю, когда теперь увидимся.
Почему ты сразу ничего не сказала?!
Потому да по сему. Сама не знала. Вчера Митька позвонил и сказал, что экзамен перенесли у Михайлова экспедиция очередная, важная. Придется ехать.
Ты можешь вернуться после экзамена, Олеся убрала щербатую кружку в старый сервант.
Да смысла нет. И денег. Я в городе останусь, закрою сессию, а уж потом вернусь. Хорошо хоть на день рождения твой попала.
Я-то думала, ты скрасишь мои невесёлые трудовые будни. Молодец ты, учишься!
Тоня молча подошла к подруге, и они обнялись.
До скорого тогда! Прости за Гришку. Дурак он. Я тихонько выйду, не провожай. Бабушка Мотя вон умаялась, уже спит. Из города привезу книг!
Тоня ушла. Олеся выключила свет, прилегла на старую кровать и закрыла глаза. Нужно было раздеться и почистить зубы. Но она лежала, слушая тишину и кряканье коростелей за окном. Сон не шёл. За окном прогудел мотоцикл. Раздались радостные возгласы и смех ребята собирались на танцы. Кто-то на всю мощь включил магнитолу.
Она уже почти смирилась со своей судьбой. С деревенской глушью и вечным одиночеством. Это одиночество забиралось к ней под одеяло каждую ночь. Как огромный хмурый паук, оно опутывало ее своими холодными тонкими паутинами, давило на грудь. Всё случилось так, как случилось. Олеся верила в судьбу.
Родители ушли из жизни, когда ей не было и пяти лет. Олеся помнила только жизнь с бабушкой Матрёной заботливой, весёлой, неунывающей бабушкой. Домашнюю работу, хозяйство, корову Майку Олеся никогда не воспринимала как обузу. Она не жаловалась, хотя жизнь была тяжёлой и однообразной. За исключением пары школьных друзей да подруги Тони, девушка больше ни с кем и не общалась. Она жила по законам замкнутого деревенского мирка: здоровалась с каждым жителем в посёлке, следила за огородом и коровой, дежурила на выпасе коров, сама косила сено, брала в сельпо продукты по талонам.
От скучных будней спасали книги. Увлёкшись творчеством Вознесенского, она стала писать стихи. Больше о природе. Чуть позднее, когда в Лесиной жизни появился Гришка, стихи переросли в чувственные зарифмованные послания к нему. Когда расстались, черпать вдохновение стала из собственных страданий.
Ажурные стрелки на старинных настенных часах замерли на цифре двенадцать. Эти часы были семейной реликвией и висели в доме ещё до рождения Олеси. Много раз девушка пыталась вызнать у бабушки Матрёны, отчего они не ходят, почему занимают место, ведь вместо них можно было бы повесить вполне достойные современные часы. Однако бабушка отмахивалась: мол, это вещь семейная, а большего знать и не положено.