Над Полоцком, над Двиной, над опустелыми полями висела серая пелена осенних туч, из которых то и дело принимался моросить занудный мелкий дождь. Он монотонно стучал по кровле княжьего терема, гонт потемнел и из серо-серебристого стал почти чёрным.
На столе в княжьей гриднице дымились чаши с горячим сбитнем, в поливных сулеях томились квас и пиво, шипя мелкими пузырьками, в липовом жбане соблазнительно отсвечивал хмельной вареный мёд, жареное мясо тура приманивало румяным краем, серо-чёрный хлеб ломтями громоздился в плетёной из рогоза чаше, в другой горкой высились свежие яблоки, в липовой чаше оплывали в тёмно-жёлтом меду наломанные соты.
В горнице было полутемно (много ль света пройдёт в волоковые окошки?) и тихо, только со двора доносился гомон дружины, тоже, впрочем, не очень громкий.
Всеслав в очередной раз вскинул глаза, мельком глянув на сидящего напротив человека прямо и пристально старался не смотреть вежества ради.
Напротив сидел высокий середович, в крашеной хвощом рубахе. Заброшенный за ухо чёрный, хоть и битый сединой чупрун чуть качался над бритой головой. Из-за края стола выглядывал черен меча с серебряным яблоком садясь за княжий стол гость, из вежества же снял меч, но поставил около себя, прислонив к столу. Всеслав его не осуждал подобное ещё было в обычае, и оскорблением не было. Да и понимал гостя Всеслав, зная, через что тот прошёл с чего бы ему вдруг так безоговорочно верить хозяину?
Гость резал мясо крупными кусками, жевал, запивая квасом к хмельному так и не прикоснулся то ли из осторожности, то ли ещё по какой причине. Сам Всеслав уже насытился и только всё из того же вежества, чтоб не остудить гостя, шевелил ложкой в миске с ухой.
Князь покосился налево, на жену. Чуть улыбнулся в ответ на её весёлый взгляд. Бранемире было ещё не в привычку принимать таких гостей, она была хозяйкой в княжьем терему всего несколько месяцев, меж ними ещё и первый любовный пыл не прошёл. И частенько даже и на людях они вот так косились друг на друга, вспыхивая румянцем. Вот и сейчас на щеках Бранемиры появились едва заметные красные пятна, и Всеслав поспешно отворотился, чтобы они не переросли в сплошной румянец.
Покосился вправо. Пестун Брень, ныне, когда Всеслав вошёл в совершенные лета и не нуждался в постоянной опеке, возглавлявший княжью дружину, задумчиво резал на небольшие куски яблоко и бросал их по одному в рот. Жевал, искоса поглядывая то на князя, то на гостя. Миска с ухой перед ним давно была пуста.
Не возревновал бы ныне пестун своего воспитанника к новонаходному, мельком пронеслась глупая мысль. С чего бы Бреню ревновать-то? Он при князе, он старшой дружины. Кто, опричь князя, выше него в Полоцке? Разве что воевода Бронибор, так тот не княж человек, а вечевой боярин.
Наконец гость отодвинул миску, ещё дожёвывая мясо, допил из точёной каповой чаши квас, поставил её на скатерть и отложил нож. И князь почти тут же отложил ложку.
Гость звался Воронец, сын Борислава.
Потомок лютицской знати, ратарей, служителей Радогостя-Радигаста, он служил и у ляхского короля Мешко, и вместе с ним ходил воевать саксов и императора Конрада. Про Мешко давно ходили слухи как про скрытого язычника, а после того, как он вместе с лютичами-язычниками сражался с империей и вовсе. То, что раньше император Генрих Святой вместе с теми же язычниками-лютичами воевал против отца Мешко, Болеслава Храброго, христиан как-то не смущало.
Впрочем, судя по словам Воронца, изрядная доля правды в этих слухах всё-таки была.
Когда наши князья заключили ряд с Мешко, меня с дружиной и отправили к нему служить, говорил Воронец, умно поглядывая на Всеслава.
В заложники, что ли? не понял Всеслав.
Воронец помялся, покачал головой.
Отчасти, сказал он, наконец. Мешко не мог доверять нам полностью мы с ляхами давно были врагами. И ходили зорить земли Пястов. Особенно после того как дед Мешки, тоже Мешко, крестился, а мы наоборот, от Белого Бога отверглись. А при отце его, Болеславе вместе с саксами на Пястов ходили. Осторожность тут была нужна и все это понимали. И сам Мешко тоже дал нам заложников.
Но отчасти? переспросил Всеслав.
Лютич снова глянул на князя умен, хоть и совсем мальчишка ещё!
Мы не просто заложниками были. Служили королю. Мне всё равно не было доли в родовой земле, я побочный сын.