Чет не удивился, услышав слово на древнем языке фандерлингов: служитель храма не очень хорошо говорил на Едином языке больших людей и фандерлингов, словно ему редко приходилось это делать. Здесь не любили перемен.
– Сейчас я его приведу, – пообещал послушник.
Чет ждал с нетерпением. Наконец второй послушник появился и сообщил, что несколько часов назад в одной из внешних пещер Праздничного зала видел ребенка – светловолосого маленького мальчика. Послушник был уверен, что это не фандерлинг. Мальчик шел от храма. Чет пытался осознать услышанное, как вдруг услышал шум у себя за спиной. Там, где он оставил Жуколова, собралась группа метаморфных братьев. Видимо, они возвращались откуда-то и увидели крышевика.
– Никель! – крикнули они первому послушнику. – Посмотри, это настоящий, живой гха'сун'нк!
Чет выругался про себя.
Еще несколько метаморфных братьев выскочили из храма, некоторые по пояс обнаженные. Кожа их блестела от пота; вероятно, они работали в кузнице, гончарне или у раскаленных печей. Через минуту вокруг Жуколова столпились человек двенадцать. Чет не ожидал от них такого любопытства. Он протолкнулся к стене и посадил запаниковавшего человечка к себе на плечо.
– Неужели он на самом деле гха'сун'нк? – спросил один из собравшихся.
Это слово на древнем языке фандерлингов означало «крошечный народец».
– Да, на самом деле, – подтвердил Чет. – Он помогает мне отыскать моего приемного сына.
Служители храма начали перешептываться, а Никель подошел к Чету и сказал со странным блеском в глазах:
– Ох! Ну и денек сегодня выдался.
Он прижал кулаки к груди – этот жест у фандерлингов означал покорность Старейшим.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался удивленный Чет.
– Мы все надеялись, что сны деда Серы относятся к будущим временам, – ответил служитель. – Он старший среди нас. С ним говорят Старейшие. Недавно ему приснилось, что на нас опускается Первозданная ночь и забирает всех ди-г'зех-нах'нк. – Послушник произнес древнее слово, переводившееся как «тот, кто остался позади». – И что дни нашей свободы сочтены.
Метаморфные братья заспорили между собой. Выходило так, что Чет невольно вызвал тревогу и замешательство среди храмовых служителей, хотя он оставил Жуколова на стене как раз во избежание лишнего беспокойства.
– Они убьют меня? – шепотом спросил крышевик.
– Нет-нет. Просто они огорчены тем, что наступили смутные времена. Огорчены так же, как ваша королева со своим Покорителем Высоты, или как там его. Она ведь тоже получила предупреждение, что грядет буря.
– Повелитель Вершины, – поправил его Жуколов. – И он вполне настоящий. И буря настоящая. Запомни: она снесет черепицу с наших крыш и унесет ее во тьму.
Чет промолчал. Он застыл на месте, как путешественник, заблудившийся на темных неосвещенных дорогах в окрестностях Города фандерлингов. Он вдруг понял, куда отправился Кремень, и эта мысль его испугала.
Храп мужа Финнет не уступал по громкости реву его кузнечного горна.
«Весь день я слушаю грохот ударов по металлу, – думала она, – а ночью не могу спать из-за невыносимого храпа. Боги дают нам то, чего мы заслуживаем, но чем же я это заслужила?»
– Нельзя сказать, что в ее жизни не было ничего хорошего. Онсин Дубовый Сук был не самым плохим мужем. Он усердно работал в своей крошечной кузне и не слишком много времени проводил в таверне, что располагалась в конце улицы. Муж не бездельничал, как другие, что просиживали часами на лавочке под плющом и переговаривались с прохожими. Финнет считала его не самым ласковым супругом, зато хорошим отцом. Он любил сына и дочь, учил их чтить богов и уважать родителей. Самым тяжелым наказанием для них у него был подзатыльник или шлепок.