Я сломлен…
– Если проговоритесь о том, что здесь слышали, тогда вы точно будете сломлены, – горько улыбнулась Бриони.
– Умоляю, выслушайте меня, ваше высочество. Выслушайте вашего ничтожного слугу. Вы заняты заботами государства, поэтому, по всей видимости, не слышали панегирика, что я сочиняю в вашу честь.
На самом деле эта идея пришла ему в голову только что. Еще вчера он и не собирался писать ничего подобного.
– Панегирик?
– Да. Дань вашей несравненной красоте. – Заметив выражение лица принцессы, поэт быстро добавил: – Но в особенности – вашей мудрости и доброте. И вашему милосердию.
Она улыбнулась, но несколько саркастически.
– Сейчас, когда я сижу здесь и наслаждаюсь счастьем вашего присутствия, а не только боготворю вас издалека, как луну на небе, – вдохновенно продолжал поэт, – я со всей ясностью понимаю, что моя главная идея абсолютно верна. Вы действительно … действительно…
– Действительно – что? – Принцессе надоело ждать.
– Само воплощение Зории, богини-воительницы и покровительницы мудрости.
Вот. Оставалось лишь надеяться, что он угадал. Что ее странный наряд и обращение к богине не случайны.
– В молодости я часто грезил об отважной дочери Перина, но даже в мечтах блеск богини ослеплял меня, и я не мог рассмотреть ее черты, – говорил Мэтти. – Зато теперь мне явлен ее истинный лик. Она возродилась в виде девственной принцессы Южного Предела.
Тинрайт испугался собственных слов. Не слишком ли далеко он зашел? Принцесса вовсе не выглядела польщенной, как он надеялся. Но она не рассердилась. Он задержал дыхание.
– Думаете, стоит его побить, прежде чем отправить обратно? – спросил Броун.
– Честно говоря, – сказала Бриони, – он… меня позабавил. Меня уже давно никто не веселил, а сейчас я чуть не рассмеялась. В наши дни это редкий подарок. – Она осмотрела Тинрайта с ног до головы. – Вы хотите быть моим поэтом? И сообщать миру о моих достоинствах?
Он не совсем понимал, что происходит, но не хотел тратить время на выяснение истины.
– Да, моя госпожа, моя принцесса. Это моя давняя мечта. Безусловно, ваше покровительство сделает меня самым счастливым человеком на земле, самым обласканным судьбой поэтом Эона.
– Покровительство? – Она приподняла бровь. – Что это значит? Деньги?
– Конечно нет, моя госпожа! – «Всему свое время», – подумал он про себя и пояснил: – Бесценным благодеянием станет сама возможность лицезреть вас – на расстоянии, конечно! – чтобы лучше написать мою поэму. Я пишу ее долгие годы, ваше высочество, это труд всей моей жизни. Но поскольку я видел вас лишь изредка, на праздниках, мне было трудно. Позвольте мне наблюдать за вами – хотя бы через головы людей в зале, где вы мудро управляете счастливым народом Южного Предела. Такая милость достойна самой богини Зорин.
– Иными словами, вы хотите поселиться в замке? – уточнила Бриони, и ее улыбка стала по-настоящему веселой. – Броун, узнайте, не приютит ли его Пазл. Они могут составить друг другу компанию и жить в одной комнате.
– Принцесса Бриони!.. – воскликнул Броун, которому ее слова явно не понравились.
– Я хочу поговорить с братом. Мы с вами встретимся перед заходом солнца, лорд комендант. – Она направилась к выходу, но в дверях остановилась и снова посмотрела на Тинрайта. – Прощайте, поэт. Надеюсь вскоре услышать вашу поэму. Буду ждать с нетерпением.
Глядя на уходившую Бриони, Мэтти Тинрайт пытался понять, был этот день лучшим или худшим в его жизни. Ему хотелось думать, что лучшим. Однако его не отпускало чувство, какого не должно быть у человека, только что назначенного придворным поэтом.
Вансен думал, что Коллум Дайер способен идти за призрачным войском, как слепой за солнцем, несмотря на утонувший в тумане лес и неясно различимую извилистую дорогу.