Отступая перед давлением заговорщиков, он запутывался всё более, и настал час, когда он не мог сделать шаг назад, даже если бы и захотел. Вступая на престол, он не умел царствовать так, как царствовали его бабушка и его отец, не умел действовать также честно и прямо.
Павла не раз пытались втянуть в заговор против матери. Тщетно. Он развенчивал заговорщиков и честно сообщал о таких предложениях Екатерине Великой. Хотя и нет сомнений, что он хотел царствовать, а вокруг убеждали, что править должен он, что мать престолом владеет незаконно. Но он был честен по отношению к ней.
Если же вдумчиво подойти к оценке фактов известных, то не может не удивить хамское отношение заговорщиков к Цесаревичу после убийства Павла Петровича, когда он, наследник престола, автоматически стал Императором. Мог ли вельможа, даже высокого ранга, ворваться в уже не великокняжеские, а Царские покои и, беспардонно стащив с постели того, кто уже стал Царем, крикнуть: «Хватит ребячиться, ступайте царствовать!»? Скорее всего, конечно, этот свой «подвиг» выдумал сам фон дер Пален, но многие современники, свидетели той трагической ночи, указали на, мягко говоря, нетактичное поведение заговорщиков по отношению к новому Императору. Такое поведение объяснимо, если принять во внимание тот факт, что хамили и грубили заговорщики не Александру Павловичу, а Симеону Афанасьевичу Великому. Его они не боялись, скорее у него были все основания опасаться их.
Можно себе представить, каково было тому, кто был в ту ночь назван Императором. Ведь он оказался заложником в руках истых, коварных и весьма опытных злодеев, для которых жизнь человеческая сущий пустяк. Они стремились к введению конституции, ограничению власти Императора, а, если точнее, разделению власти между ним и ими, а, соответственно, к постепенному полному захвату власти в России.
Нам не узнать, о чем думал в первые годы своего царствования, названные «дней Александровых прекрасным началом» тот, кто находился меж многих огней. С одной стороны, на Симеона Афанасьевича давили злодеи-цареубийцы, требуя поделиться с ними властью, с другой, «якобинская шайка» испрашивала того же для себя, с третьей, безусловно, призывал к порядку, осознанию своей роли Самодержца Российского граф А.А.Аракчеев.
По настоянию цареубийц Император объявил амнистию всем тем, кто был подвергнут заключению, ссылкам и опале при Павле Первом. Если бы эти люди пострадали безвинно от отца, они, конечно, могли бы стать сподвижниками сына. Но они отбывали наказание заслуженно, за конкретные преступления против Державы Российской. Ведь чтобы не выдумывали о репрессиях павловского периода, Император напрасно никого не наказывал. И вот взяточники, казнокрады, лихоимцы вернулись к своим «обязанностям» в прежние присутственные места.
Немедленно было закрыто окно для подачи жалоб и заявлений, посредством которого Император Павел Первый получил немало сведений о том, что творилось в Державе Российской и посредством которого многие негодяи были изобличены.
31 марта новый Император отменил запрет на деятельность частных типографий и на ввоз книг из-за границы. А ведь вовсе неслучайно Павел Первый Указом от 18 апреля 1800 года запретил ввоз любой литературы по одной простой причине в России не было грамотных цензоров, которые могли бы заметить очень хорошо запрятанную «крамолу»: антиправительственные и богоборческие призывы к вольнодумству, неповиновению властям, разрушению государства. Запрет был наложен во имя защиты русской православной самодержавной государственности от разрушения. Вредными считались книги, «которых время издания помечено каким-нибудь годом Французской революции». Тем же Указом был запрещён и ввоз западной музыки, во все времена безобразной, омерзительной и пошлой. На отмену такого указа мог пойти только враг собственного государства или деятель, управляемый врагами.
Немедленно вернулся в салоны французский язык, изгнав оттуда русский, ну и, конечно, французская мода выплеснулась на улицы, со всей своей антирусской атрибутикой. Иноземная мода всегда рвётся в Россию, хотя многие её элементы вредны и омерзительны. То загоняли наших женщин в элегантные итальянские сапожки, рассчитанные на страны, где нет зимы, то, начиная с эпохи ельцинизма, нахлынули странные брюки, оголяющие те участки тела, которые особенно необходимо беречь девушкам от простуды, дабы не лишиться возможности стать матерями.