В это время к верующим вышел священник в тёмной, атласной рясе и привычно начал Литургию.
Благославенн есть, Христос Боже наш, Иже премудры ловцы явлей, низпослав им Духа Святаго, и тем уловлей вселенную, Человеколюбче, слава Тебе!
Павел внимательно вслушивался в его слова, заглядывал в тёмные глаза священника, наблюдал за его руками и позой, но так ничего и не понял. Старославянский язык молитвы был, как стена между ним и священником. И разрушить её вот так вот сразу было невозможно. Необычность обстановки в церкви дополнилась необычностью языка молитв, и получалось нечто странное, но благообразное. И в этом благообразии ощущалось нечто величественное. В этом была вся сущность России, где природа и люди дополняют друг друга в своей сумрачной переменчивости, и где никто не понимает друг друга до конца. Где здравый смысл никогда не перевешивал нечаянной глупости, и где эта самая глупость органично дополняла природную гениальность народа
Спокойный и загадочный священник произвел на Павла хорошее впечатление. Павел уже не сомневался в его доброй рассудительности, в его способности ответить на многие жизненно важные вопросы, которые тревожили его в последнее время. Ведь христианство это такая философия, где есть свои незыблемый постулаты и свои принципы, в соответствии с которыми следует строить жизнь. У Павла появилось желание познакомиться с благообразным священником поближе и расспросить его обо всем. В том числе и о странной способности Веры делать маленькие чудеса. Очень захотелось узнать от Бога это у неё или этот дар от природы? Хотелось ясности, определённости и здравого смысла, способного всё в его жизни упорядочить и оправдать.
***
Через несколько дней о местном священнике Павел знал почти всё. Что зовут его отцом Федором, что фамилия у него под стать сану Голубев, и что жена священника, женщина всесторонне образованная, пишет прекрасные стихи и исполняет под гитару благозвучные духовные песнопения. Павлу казалось, что встреча с отцом Федором может круто изменить его жизнь. В последнее время ощущение перемен будоражило всю страну и это каким-то образом передавалось людям. Перемены были тем ориентиром, по которым стало модно строить свою жизнь. Опираясь на которые, можно было открыть для себя нечто новое. Докопаться до истины.
Встреча с отцом Федором произошла, как это ни странно, в здании районной администрации, где в очередной раз ремонтировали крышу после ранних весенних оттепелей. Плоская крыша бетонных семидесятых не выдержала напора перестроечной вешней воды протекла, и её срочно решили превратить в обыкновенную шатровую, покрытую оцинкованным железом. Европейский урбанизм в очередной раз не выдержал русских морозов и ранних оттепелей.
На этот раз отец Федор был одет в длинное осеннее пальто и норковую шапку чем-то напоминающую поношенную генеральскую папаху. Он стоял в просторном холле нижнего этажа рядом с одним из районных начальников и говорил о трубах, которые срочно понадобились для ремонта церковной котельной. Отец Федор заметно нервничал. Лоб у него вспотел, из-под шапки выбились влажные завитки тёмных волос, а глаза приняли то просительно-скорбное выражение, которое бывает у провинившихся детей вынужденных обращаться к строгим родителям за разрешением на прогулку. Павел Егорович не ожидал, что увидит его в таком виде. Это не соответствовало его сану и ещё чему-то, что было у Павла в душе, что ощущалось, но не облекалось в словесную форму.
Павел не выдержал, подошел поближе и сказал:
Может быть, я смогу чем-то помочь?
Вы? удивился священник.
А что, поддержал его улыбающийся начальник. Наша милиция может всё. Вы кажется заместитель у нашего главного следователя. Ну, как же. Всё в ваших руках. Это ведь вы у Геннадия Львовича на прошлой неделе металл арестовали?
Да, признался Павел.
Вот видите, улыбнулся районный начальник священнику.
За неуплату налогов Так суд решил, оправдался Павел.
Там, наверное, и трубы были?
Оцинкованные, уточнил Павел.
Вот видите!
Примерно через полчаса отец Федор и Павел Егорович уже шагали по главной улице города и непринужденно беседовали. На них тихо падал снег, чертя косые белые линии на фоне тёмных фасадов старинных купеческих особняков. Фигура отца Федора была примерно такой же, как у Павла, только косматая шевелюра делала его голову слишком большой относительно тела. При этом даже через пальто у него чувствовалась тонкая талия, как некий шарнир, позволяющий ему легко управлять своим телом при ходьбе. Тогда как Павел на этот раз шел, держа тело совершенно прямо, ноги у него в коленях едва сгибались. И в душе было ощущение, что именно так и нужно сейчас идти с военной выправкой, с достоинством.