А поступив во ВГИК – всех актрис, институтских секретарш и преподавательниц. Короче, все трое суток он сочинял в совершенно сказочных творческих условиях – полная тишина и уединение, трехразовое, но не утомительное питание и никаких отвлекающих соблазнов в виде бутылки кагора или киномеханика с бюстом пятого размера.
К концу трехдневного срока тетрадочка была исписана до последней страницы его талантливыми и юмористическими фантазиями, и если бы мы смогли отыскать ее в архивах прокуратуры, то по ней можно было снять замечательный фильм для фестиваля комедийных фильмов. А на четвертый день Витю выводят из КПЗ и ведут на допрос к той же следовательнице. Которая уже получила заключение по результатам сравнительной экспертизы Витиной спермы и спермы, извлеченной у пострадавшей гражданки Петровой. А поскольку эти результаты идентичны, следователь предъявляет Невскому обвинение, то есть говорит уже официальным тоном: я, такая-то и такая-то, предъявляю вам, такому-то и такому-то, обвинение по статье такой-то и такой-то – изнасилование; что вы можете сказать по этому поводу?
Но Невский еще не врубается, насколько это серьезно, он ведь сейчас после творческого процесса, после, можно сказать, своей Болдинской осени, и он ей отвечает:
– А чего тут говорить? Я все написал.
И подает ей тетрадку со своим юмористическим сочинением, которое в другой ситуации могло бы сойти за такой предмет литературы, как, скажем, «Лука Мудищев» или известные вольные сочинения Пушкина и Лермонтова на ту же тему. Но когда это ложится в уголовное дело об изнасиловании, то для следствия это уже никакое не легкомысленное сочинение, а улика, вещественное доказательство и неоспоримый юридический документ. К тому же эта баба-следователь совершенно, как ты понимаешь, нетворческий человек. Она воспринимает все всерьез и ищет в своих юридических справочниках, как называется это извращение, когда с трех лет подсматривают, как другие какают. И на основании этой тетрадки она находит, что Витя педофил, эксгибиционист, извращенец и так далее. То есть она составляет на Витю огромное заключение на сорока страницах с цитатами из его сочинения и комментариями из учебников по криминалистике и судебной психиатрии. И это дело идет в суд. И несмотря на то, что за Витю вступаются Шукшин, Трегубович, все руководство «Ленфильма», студии имени Горького и еще целая куча знаменитых людей, которые пишут, что он талантливый режиссер, замечательный актер и надежда советского кинематографа, что никакого изнасилования не было, а эти две твари просто сводят с ним счеты, Витя Невский получает восемь лет. Его исключают из ВГИКа, он сидит семь лет и выходит уже совершенно седой, без зубов и с какими-то запавшими и трагически-горестными глазами. Его узнать было невозможно. Когда он бросился ко мне в Доме кино и стал обнимать: «Саша! Дорогой! Здорово!» – я его сначала чуть не оттолкнул от себя – бомж какой-то! Потом узнал, пригласил в ресторан, мы вспомнили вгиковскую молодость.
Конечно, во ВГИКе его не восстанавливают, диплом он не защищает, а начинает работать на «Ленфильме» каким-то пятым помощником шестого ассистента. То есть на мелкой должности и с совершенно ничтожной зарплатой. Пьет и живет где придется. При этом все к нему относятся доброжелательно и даже с сочувствием: мол, жалко парня, эта тварь сисястая изломала человеку жизнь ни за что. Но что поделаешь, так получилось.