Встреча с Гретхен проходила на удивление отлично. Что-то не вмещалось в рамки понимания. Грета была совершенно нормальной, аномально нормальной! Да, лечение пошло на пользу, но куда делась сама Гретхен? От её нервозности и агрессии не осталось и следа. Она заключила Эльзу в объятия, несмотря на косые взглядов санитаров у входа.
Ach, meine suBe kleine Puppe!3 Как я скучала по тебе! Право, я и не помню многого. Эта болезнь изъяла почти всё, что осталось мне от прошлого.
Такая открытая любезность противоречила всему, что знала о Гретхен Эльза.
Как ты здесь очутилась? Почему именно Германия?
Дорогая, это неуместно! Не я выбирала место пребывания! Do diaqbla, on jest w niebie, to pieklo!4 Это высказывание было произнесено быстро и на польском языке, с выражением ироничной улыбки на уставшем лице Гретхен.
Стало ясно, что она не посвящала персонал заведения в некоторые особенности своих знаний других языков, ибо санитары переглянулись, но промолчали. Теперь Эльза узнавала её. Издалека, за складками приятных реверансов из слов, жила та, её Гретхен гроза округи, едкая и неугомонная, как буря, Гретхен. Теперь первое чувство радости сменилось подозрением.
Эльза, давай выпьем сока в честь твоего приезда, мне выдали это лакомство. Обычно здесь не балуют подобными ответвлениями от норм.
Девушки уселись на кровать Гретхен и продолжили разговор, попивая свежевыжатый апельсиновый сок.
Ты чувствуешь себя лучше? Мне сказали, что, возможно, тебя выпишут. Я приехала на пару дней и остановилась во флигеле для посетителей. Оказывается, он бесплатный. Буду навещать тебя по три раза в день, улыбнулась Эльза.
Да, здесь всё бесплатно!
Я только не поняла, почему Антон тебя не навестил? Он же брат твой, да и отношения у вас были замечательные.
Я не хотела тебе рассказывать, дорогая. Моя семья погибла. Это ужасно, но я пережила это в той стадии, когда меня не интересовала собственная личность, так что потери для моего внутреннего мира минимальные. Я столько времени провела в одиночестве, что не помню лиц близких и родных. Ты первая и единственная, кого я вспомнила. Давай не будем об этом.
Гретхен, извини, мне не сообщили.
Пустяк, это я попросила. Вся жизнь театр! И какая следующая сцена знает только Бог! Ты завтра навести меня, я сегодня устала, да и ты с дороги, не лёгкий путь был.
Конечно, Гретхен, моя Гретхен! Я привезла твои любимые конфеты. Помнишь, с орешками?
Конечно, помню. Мы с тобой делали «секретики» и прятали их по всему саду, а потом находили и жутко радовались! Помню, что злилась на тебя, так злилась. Мне всегда казалось, что тебе достаётся лучшее, всегда поболе, чем мне. Ich habe mich geirrt. Verzeih mir. Es ist aiieseine Krankheit5.
Санитар указал на время и кивнул. Встреча была окончена.
Глава IV. Ад
Эльза отправилась отдыхать, размышляя над словами Гретхен: «Ад, он и в небесах ад». Что же она имела в виду? Наверное, всё не так радужно, как видится, но состояние её явно лучше, положительный прогноз налицо.
Выпив перед сном глоток коньяка с чаем и лимоном, Эльза успокоилась. Тепло окутало всё тело. Печали, радости, эмоции от встречи рассеялись в облаке дрёмы.
Ночью тяжёлый стон разбудил Эльзу. Где-то невдалеке нарастали звуки: визги, стоны, крики, всхлипы. Вначале они гулко отдавались в стене, но понемногу переросли в какофонию, заползающую в мозг со всех сторон. Терпеть было невозможно, желание выйти и посмотреть, что же там творится, пересилило страх. Эльза открыла дверь и вышла на патио второго этажа. Босая, она спустилась в нижний двор и стала прислушиваться, откуда возникают эти звуки. Холодный каменный пол поторапливал двигаться быстрее, дабы не застудить ноги.
Впереди движение десятков голосов разнообразной тональности образовывало дорожку из децибелов, ведущую вниз и направо к соседнему зданию с внутренним двором. Это было самое громоздкое строение. При въезде Эльза спрашивала, что это. Карл сказал: «Нечто наподобие торговой площади, где раньше собирались торговцы и жители деревни, снабжавшие пациентов, персонал и их посетителей свежими продуктами». Сейчас там явно происходило именно НЕЧТО. Отблески ярких вспышек озаряли внутренний двор. Эльза открыла дверь и вошла внутрь.
Страх уступил такому коварному чувству, как любопытство.
Первое, что пришло в голову, чистилище. По периметру, вместо знакомых всем ламп накаливания, стояли в резных подставках факелы. Они обрамляли «место казни». Десятки, сотни женщин разных национальностей, в основной массе молодых, извивались на холодном камне в неестественных позах. Те, что были одеты, если можно назвать остатки ткани одеждой, пытались сорвать с себя их, как будто они жгли им кожу. Через небольшие промежутки, приблизительно метров в десять, рядом с женщинами стояли мужчины: с проницательным взглядом, статные, накачанные, спортивного телосложения, с плетью в руке. Они походили на надсмотрщиков. В нишах по кругу площади открывались лавочки, где обрюзгшие, восточного типа баи разливали кофе, прибавляя к нему невиданные ароматные специи, что не спасало от запаха крови, грязи и пота. В этих лавочках тоже отдыхали надсмотрщики, периодически охаживая ту или иную жертву кнутом. Вся эта картина напоминала что-то среднее между «Гибелью Помпеи» и «Содомом и Гоморрой».